С тех пор много ночей Иоанн с замиранием сердца ждал, когда луна, все быстрее терявшая свой блеск, достигнет зенита. Лагерь к этому времени уже спал, и только храп из палаток нарушал тишину. Молясь Богородице и ангелу-хранителю, император вопрошал, что знаменует идущий на ущерб бледный лик, чью погибель пророчит: его или Свендослава.
Вчерашняя грозовая ночь была наполнена шумом ливня и града, но Иоанн безмятежно заснул, словно успокоенный тем, что Всевышний милостиво задернул от него облачным покровом вестника бед и несчастий.
Но каково же было пробуждение: топот множества ног у шатра, стенания и крики раненых обозников, доставленных на допрос к императору. Цимисхий готов был всех их сделать добычей меча, и только духовнику удалось удержать его от предания казни всех, кто прозевал ночную вылазку Свендослава и захват обоза…
Вот над башней возникло узкое светящееся копье и медленно поползло вверх, все более изгибаясь и превращаясь в серп. Все, что осталось от луны.
Святослав размеренно наклоняется вперед и откидывается назад вместе с веслом, глядя на обтянутую льняной рубахой спину переднего гребца. Князю не хочется больше встречаться глазами с теми, кто, стоя на палубах ромейских судов, наблюдает за уходом русских ладей из Доростола. Хватит того, что он слышит их оживленную перекличку.
Только отойдя на значительное расстояние от покинутого города, Святослав кладет весло и переходит на корму. Стены и постройки, среди которых он прожил несколько месяцев, кажутся отсюда вполне мирными, ибо дрожащее над берегом марево скрывает разрушения, причиненные городу осадными машинами и зажигательными снарядами баллист. Над пожарищами зеленеет листва, солнце дарит бездомным животворящее тепло, дунайские воды чисты и прозрачны, словно никогда не случалось тех дней, когда весь видимый речной простор был усеян вздувшимися трупами.
Князь зажмуривается. Нет сил вспоминать все это: каждодневные погребальные костры и тризны, вырастающие из-за вытоптанного ржаного поля сомкнутые ряды катафрактов, идущих под белыми знаменами севастофоров – посланников императора. Хочется забыть все, что было под этими стенами. И Святослав молит богов послать забвение, перенести его далеко-далеко, в мир детских грез. Но, уронив чубастую голову на заботливо подсунутую кем-то свиту, он возвращается не в тот слепящий снежный и солнечный день, когда кони несли его возок по Днепру, не в храм Святовида, не в уютную тесноту детских покоев дворца, но попадает в ревущий огненный смерч, взлетающий к небесам по бревенчатым стенам киевской церкви Святого Николая…
