Святослав выслушал доклад тмутороканского властелина сидя в седле, затем легко спрыгнул на землю и, бросив поводья гридню, вошел во дворец. В нос князю ударил запах прокисших овчин, смешанный с едким духом перебродившего кумыса и чего-то еще невыразимо тошнотворного. Тучи мух наполняли воздух тревожным гудением.
Осмотрев предложенные ему покои, устланные пыльными коврами, Святослав молча направился к выходу и приказал дружинникам разбить шатер за городской стеной. Получив заверения в преданности местных жителей Перуну, Даждьбогу и Сварогу, князь велел волхвам подготовиться к жертвоприношению: он решил отблагодарить богов за счастливое возвращение в русские владения. Затем, повернувшись к патлатому начальнику отряда, князь спросил, приносят ли тмутороканцы жертвы только славянским богам или переняли от окрестных племен также их верования. При этом Святослав неодобрительно смерил взглядом долгополый халат обитателя дворца.
Гостеприимный начальник отряда не знал, как услужить великому князю. Призвав местного волхва, коренастого детину в кожаной долгополой рубахе и ожерелье из волчьих зубов, он осведомился о состоянии святилища, явно желая показать Святославу свою распорядительность. Жрец заученно произнес:
– Как ты и велел, все готово. Огонь священный негасимый пред болваном возносится яко моление вседневное. Петухи наилучшие от людей взяты…
– Не гоже богов за такой поход петухами ублажать, – усмехнувшись, сказал князь. – Белого коня трехлетка Перуну закласть велю. Веди на капище.
Детина помчался вперед, бренча волчьими зубами и нашитыми по подолу колокольчиками. Следом за ним двинулись волхвы, прибывшие с войском. Один вел под уздцы белого как молоко жеребца с черной звездочкой во лбу, другой тащил упиравшегося козла, также белого, третий подгонял белого барана.
Святослав много слышал о знаменитом тмутороканском болване – так именовали изваяние божества, которому издревле поклонялись в этих местах. Говорили, что оно весьма могущественно и благосклонно к людям, не скупящимся на жертвоприношения. Теперь он с удивлением смотрел на этого идола, совсем не похожего на тех, что стояли в Киеве. Высеченный из мрамора мускулистый бородач в накинутой на плечи шкуре какого-то зверя и с огромной дубиной в руке во всем походил на обыкновенного человека – ничего в нем не было божественного. Перун на киевском капище, высеченный из дубового кряжа, был страшен и величав, его стеклянные глаза яростно пригвождали всякого немым вопросом: что несешь в жертву? А этот, человекоподобный, смотрел невидящим взглядом поверх негасимого огня куда-то в никуда. Вокруг него торчали из земли другие болваны – каменная баба, подобная тем, что во множестве попадались Святославу в степях, глиняный кувшин с нарисованным косоглазым ликом, маленькие палочки с навершиями в виде человечьих головок. Нет, не для них привел сюда Святослав благородного жеребца, не им пожертвует козла и барана священной масти. Он распорядился доставить на капище походные изображения божеств и, когда резные статуи выстроились вокруг огня, велел начать жертвоприношение…
