Просился Павел в Архипелагскую экспедицию с адмиралом Спиридовым. Екатерина грубо одернула взрослого сына прилюдно, на заседании Адмиралтейств-коллегии:
— Известна нам непригодность ваша к долгому плаванию в море.
Подружился Павел с адмиралом Иваном Голенищевым-Кутузовым, директором Морского кадетского корпуса.
— Его высочество принимает живое участие во всем, касающемся Морского корпуса, — докладывал он Чернышеву, — навещает корпус без моего ведома, добирается из Гатчины в Кронштадт и в слякоть, и в метель.
Граф радовался за своего воспитанника.
— Сие похвально весьма, к пользе государственной послужит в свое время.
Голенищев между тем продолжал:
— Посещения эти не ради праздного любопытства. Цесаревич бывает на всех занятиях в классах. Преподавателей жалует, особенно любопытен к морской тактике и корабельной архитектуре.
Директор корпуса вспомнил еще что-то и добавил:
— Обратился недавно худородный помещик об определении сына в корпус. Вакансий нынче нет, вы сами знаете. Так их высочество как-то прознали и повелели за счет его личного жалования зачислить в корпус того дворянского сына.
Оказавшись однажды за границей, Павел присматривался к судостроению в Триесте и Венеции, произвел в Ливорно смотр эскадре контр-адмирала Сухотина.
Став императором, начал укреплять флот, строить новые современные корабли. Вскоре выходит «Устав военного флота», не менявшийся со времен Петра Великого. Эскадра Ушакова одержала победы над французами в Средиземном море.[5]
Увы, лишь к флоту была проявлена малая толика благожелательности новым императором…
Властолюбивая матушка не уступила ему трон по закону в день совершеннолетия. Незримая пелена десятилетиями сдерживала кипение его страстей. И они взорвались в одночасье. «И боярин в неволе у прихотей своих» частенько миловал виновных, судил безвинных.
Попало и Державину. Завистники нашептали Павлу, и тот назначил поэта из сенаторов в канцеляристы. Державин на приеме попросил Павла разъяснить его обязанности по новой службе. Павел вспыхнул, глаза его как молнии засверкали, и он, отворя двери, во весь голос закричал:
— Слушайте — он почитает в Сенате себя лишним. — Царь повернулся к Державину: — Поди назад в Сенат и сиди там у меня смирно, а не то я тебя проучу!
Державина как громом поразило. Однако он не сробел. Вышел в приемную и во всеуслышание сказал:
— Ждите, будет от этого царя толк.
Постепенно Павел понял свою неправоту, назначил Державина президентом Коммерц-коллегии, потом надел на него орденскую ленту и разрыдался.
