Чужой на Иву сердито:
— Каши берёзовой давно не пробовал?!
На палец посмотрел. На пальце — кровь. На Иву глянул: тот боком, боком — в кусты норовит.
Засмеялся вдруг опять. Не поймёшь: над собой ли, над Ивой или над обоими вместе.
Отцепил-таки ершишку. Пустил в воду.
— На, рыбак, — протянул удочку.
А сам подле Ивы на камень сел. Достал глиняную трубку, табак. Закурил.
Покосился Ива на человека с дорогой саблей. Подумал: «От греха уйти бы надо. А ну как осердится?»
Решил: «Подожду. Авось долго не просидит».
Пустил незнакомец колечко дыма.
— Здешний?
— Нет, — ответил Ива.
— Издалека?
Пожал Ива плечами:
— Не знаю.
— Дом-то где?
— Нету дома.
— А отец с матерью?
— И их нету.
— Кто же есть?
— Дед.
— Отец, стало быть, твоего отца или матери?
— Не, чужой.
— Занятно получается. Ни дома, ни отца, ни матери. Дед есть и тот чужой. Не пойму что-то.
«Эка прилип, смола!» — подумал Ива.
И, хочешь не хочешь, объяснил:
— Тятьку с мамкой вовсе не помню. Померли, когда был маленьким. Меня тогда дед Макарий и подобрал на дороге. С той поры вместе ходим.
— Чем кормитесь?
— Дед Макарий бумаги пишет…
— Какие?
Что тут мог сказать Ива? Ходили они по деревням и сёлам, и писал дед Макарий по просьбе всякого бедного люда кому что надо. Кому письмо, кому нужную бумагу, а более всего жалобы да челобитные на богатых, от которых бедному человеку житья не было.
Промолчал Ива.
А чужак оказался догадливым:
— Небось сочиняет всякие прошения?
У Ивы вовсе пропала охота ловить рыбу. И человек с саблей нахмурился. Принялся раскуривать погасшую трубку.
«Должно, понял, на кого прошения-то, — подумал Ива. И решил: — Клёва всё одно нету, тут ещё этот сидит нагоняет страху, Поди разберись, что у него на уме. Надобно сматывать удочки. Далеко нельзя: дед Макарий велел дожидаться здесь, так хоть податься в сторонку».
Только взялся за удочку — поплавок нырь в воду. А там под водой кто-то ка-а-ак дёрнет леску! Ива чуть удочку не выронил.
Подсёк — затрепыхался на берегу окунь фунта полтора весом. И пошло! Только успевай таскать. За малое время наловил окуней десятка полтора.
А потом снова как отрезало. Ни одной поклёвки.
Вытер Ива со лба пот. Полюбовался на свой улов. Такое не совестно показать деду Макарию.
Оглянулся на чужака, про которого забыл даже. Тот похвалил:
— Рыбак ты, оказывается, хоть куда! — И приказал: — Чисть рыбу. Я за хворостом схожу.
Шмыгнул носом Ива: чудеса!
А незнакомец кинул на землю саблю в серебряных ножнах и вправду пошёл за хворостом.
