Администратор прервал свое сонное молчание, которое охватило его после рассказа. Казалось, неясный шум моих воспоминаний как будто разбудил его. На его лице отразилась тревожная грусть. В знак прощания он поднялся на ноги, вытащил из старого комода выцветшую книжку и протянул мне ее со словами:
— Я продаю ее вам, сеньор. Барон оставил эту книгу здесь перед тем, как уйти. Это последняя вещь, которая напоминает нам о нем.
С этими словами он проводил меня к выходу и сухо попросил, чтобы больше я его не беспокоил.
Нет ничего более неблагодарного, чем расследовать причины, по которым убийца в определенный момент решает позволить нам остаться в живых. Человеку всегда хотелось бы найти в этом героические побуждения или даже Божью волю, но логика предлагает нам самую унизительную причину — презрение.
Действительно ли Богарт и человек, который вел машину той ночью в Лондоне, считали, что моя жизнь не стоит даже пули и нескольких граммов пороха? Иногда я спрашиваю себя, не являлись ли их действия, направленные на то, чтобы владеть смертью, минимальным сопротивлением этих людей воле Бога, этого вездесущего и всемогущего игрока, который намеревался свести их, и их тоже, до роли шахматных фигур. Как бы там ни было, несомненно, этот случай был не первым и не последним, когда они отправляли в круги ада тех, к мольбам которых привыкли, и стали бесчувственны настолько, чтобы освободиться от меня, облегчив вход для смерти.
Кого я должен благодарить или обвинять в том, что остался в живых? Каким бы ни был ответ на этот вопрос, именно я останусь в проигрыше. Вечная секунда, которой располагал револьвер Богарта за моей спиной, являлась не только мгновением осознания непрочности моего существования, но и мигом просветления, который только спустя годы после моей беседы с администратором дома престарелых во Франкфурте приобретет свои истинные очертания. В ту ночь, когда меня возили по лондонским предместьям и мне еще не были известны настоящие причины, побудившие барона Блок-Чижевски искать смерти во имя спасения человека, похожего на Адольфа Эйхмана, я начал подвергать сомнению самые простые истины, которые мы разделяем с начала существования времен. Сегодня мне известно, что иногда именно обыкновенные смертные накапливают в себе столько ярости, что ее оказывается достаточно, чтобы выступить против богов. Однако в ряде случаев именно боги позволяют нам вернуться в свой дом, после того как они узурпировали наше ложе и любили наших женщин.
