Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди | страница 45
— Все равно появиться на конгрессе надо.
Выбрались только к семи. Не успели мы отъехать от дома, как на светофоре к нам подошли какие-то ребята.
— Советские товарищи, осторожно! Король запретил конгресс. Все делегаты и гости арестованы.
Мы вернулись домой и перешли к кофе с коньяком.
В десять раздался телефонный звонок. Звонил посол Лука Фомич Паламарчук.
— Советский гость арестован, — взволнованно сообщил он. — Срочно приезжайте в посольство, будем готовить ноту протеста.
На что Клушин нетвердым языком возразил:
— Советскому делегату удалось скрыться. В настоящее время он укрывается у меня дома.
— У вас дома небезопасно, — забеспокоился посол. — Я немедленно вышлю машину.
Через несколько минут к дому подрулил черный мерседес с советским флагом. На заднем сиденье сидел посол. Я уселся рядом.
— Отныне ваш статус — «личный гость посла», — объяснил мне Паламарчук. — И будете жить в посольстве.
На следующий день Клушин придумал:
— У тебя обратный прямой билет в Москву. Можно воспользоваться случаем и получить разрешение на возвращение через Париж. Я устрою стыковку так, что пробудешь в Париже пару дней.
Даром слов на ветер он не бросал.
И в тот же день в Москву полетела телеграмма, в которой говорилось, что советскому делегату с риском для жизни удалось укрыться в посольстве, и посольство просит разрешение на немедленную эвакуацию его через Европу.
Вся комсомольская знать была в то время в Ленинграде на конгрессе «Октябрь и молодежь».
Мой давний босс Борис Пастухов, тогда второй секретарь ЦК ВЛКСМ, после слов о тяжелых условиях работы комсомола и подвигах его героев зачитал эту телеграмму, и весь конгресс принял резолюцию в поддержку «мужественного советского делегата». И в Рабат пошла телеграмма: «Согласны на любой маршрут возвращения советского делегата, гарантирующий его безопасность. Привет советскому делегату!».
Следующие два дня мы с семейством Клушиных разгуливали по Рабату, а в последний вечер он повез меня на «явочную квартиру». Там действительно собрались находившиеся на нелегальном положении руководители молодежной организации Марокко, и мы подписали манифест. А после манифеста был ужин с двумя жирными гусями.
На следующее утро Клушин повез меня в аэропорт. Он пошел оформлять билеты и вернулся бледный.
— Что-то случилось? — догадался я.
— Да. И ужасное. В Париж ты полетишь не прямым рейсом, а с пересадкой.
— Ну и что?