Будем кроткими как дети [сборник] | страница 56

— Пей, — сказала она, придвигая палочки для еды и закуску. — Так знай же, что это я тебя пригласила, сегодня я тут хозяйка.

Эйти выпил, но закусывать не стал, лишь прискорбно покачал головой. Он мельком увидел Ако, чье испуганное лицо белело в дальнем углу комнаты.

— Почему я тебя позвала, угадай, Эйти, — громко сказала Томико; розовые скулы ее нежно разгорелись от горячего вина.

— Почему, Томико? — спросил Эйти, не поднимая головы.

— Потому, что для любви нет границ, а ты дурак. Любовь и смерть сильнее всего на свете, а все остальное ерунда, — в наступившей тишине торжественно, с горьким вызовом проговорила хмельная Томико. — Мне жалко вас, и я теперь буду вам помогать. И жизнью своей клянусь, что вы будете вместе!

И эти ее слова слышали гости. Но вновь загремела музыка, и все кинулись в пляс.

— Не надо, Томка, ничего не надо. Эх, Томка, Томка! — плакал и бормотал в углу Эйти.

— Любовь ничего не боится, запомни! — кричала Томико: ее возмущало, что эти двое, обладая взаимной любовью — золотистым оленем, которого они держали за рога с двух сторон, — стоят перед закрытыми воротами судьбы. Стучать, стучать, пока не откроются! — просто разрешала она. Не было бы никакой цены любви, как синей стекляшке на берегу моря, если так легко можно отказаться от нее, считала Томико. И не было предела обиде и мукам, терзавшим ее в этот праздничный вечер.

Настали теплые дни раннего лета, земля и деревья оделись мягкой плотью зелени. Невеста Моря снова ходила на морской промысел. Давно уже поубавилось у нее забот: с тех пор как дети стали сами себя кормить, она перестала варить и продавать брагу, но море свое не бросила, хотя и в этом никакой нужды больше не было. Как и в прежние годы, в любую погоду уходила она из дома с большим рюкзаком за плечами. В последнее время Невеста Моря обзавелась подругой, с ней вместе они теперь и обшаривали прибрежные отмели, собирая, что случай пошлет. Подруга эта была старая девушка Чен, курившая табак, одинокая вековуха с кроткой и виноватой улыбкой на огромном бледном лице. И в сумерки обе старые охотницы вместе возвращались домой, шаркая тапочками по дощатому тротуару, вытягивая вперед шеи под тяжестью мокрых рюкзаков, набитых твердыми, как камни, морскими раковинами.

В эти дни облетела городок весть: отмучилась наконец больная сестра Эйти. Случилось это, когда он был на работе в вечернюю смену. Ночью, вернувшись, как всегда, к двенадцати, он вошел в коридор своего домика, включил свет и увидел на полу под высоким, в четыре ступени, внутренним крыльцом скорченное тело сестры. На крик Эйти прибежали соседи и увидели его во дворе — он стоял, закрыв лицо руками, в том самом виде, как пришел с работы, в грязной спецовке, в шахтерской каске.