Будем кроткими как дети [сборник] | страница 54

Порою Эйти бросал все и уплывал на полдня в море. Не было на побережье лучшего пловца, его часто встречали рыбаки в открытом море. А иногда он напивался в ресторане, буянил и приставал к другим, лез в драку. Дрался он с упоением, с веселым бешенством на лице, иногда отмахивался сразу от двоих-троих; но, обрушив противника на землю, он всегда убегал прочь, закрыв руками лицо и мучительно рыдая без слез. Про эти его опасные странности люди давно знали и парня старались не задевать. Уродливая тень безумной сестры как бы простиралась над его стройной, широкоплечей фигурой, и он одиноко ходил по улицам города, а на работе в обеденный перерыв никто не подсаживался к нему с термоском.

Судьбе было угодно, чтобы именно его полюбила младшая дочь Невесты Моря, младшая и самая красивая из всех ее дочерей-красавиц. А что Эйти в нее влюбился, то вовсе было не удивительно. Никто не заметил, как это началось, но стали их видеть вместе — где-нибудь за клубом «Шахтер» или на высоком травянистом берегу реки вечером: стоят друг против друга, серьезные и строгие, и настолько заняты тем серьезным, что охватило их, что не замечают даже людей, проходящих мимо. А в это время запертая сестра Эйти тихо стонала в темном домике, окна которого были наглухо занавешены.

Видно, они обо всем договорились, и вот явился Эйти в дом к Невесте Моря в новом костюме, при галстуке. Говорил он не с матерью, а с Колей, потому что в отсутствие отца тот был главою семьи.

— Коля, я хочу жениться на Ако, — сразу же выложил Эйти.

— Я не против этого, Эйти, — спокойно ответил Коля. — Только в твоем доме не все благополучно. А сестра еще глупа, боюсь, что она не справится. Надо подождать, пока не станет все нормально.

— Вот ты даешь, — сказал Эйти по-русски. Затем продолжал по-корейски — Это моя единоутробная сестра, Коля. Мы с ней сосали одну грудь у матери. Родители велели мне до самой смерти жалеть ее и беречь.

— Ако мне тоже единоутробная сестра, и за нее я тоже в ответе, — с достоинством проговорил Коля.

На этом и закончилось сватовство Эйти. Появилась было перед ними Ако, вытолкнутая из соседней комнаты чьей-то гибкой рукой, заикаясь, пробормотала:

— Старший брат, извините… Я… на все согласна. Пусть…

Но брат заорал на нее, пристукнув кулаком по столу, и прогнал назад.

— Сиди там! И с этого дня чтобы твои туфли всегда были на месте, ясно? А иначе не жить тебе больше.

Теперь влюбленные вовсе не могли видеться. Эйти приходил после дневной смены, прохаживался позади крошечного огорода под окнами и уныло свистел в два пальца. В свист этот он вкладывал все свое одиночество и тоску, терзая и себя, и других по нескольку часов, до глубокой ночи. А в дальней комнате Ако крутила ручку радиоприемника, придвигая нос к зеленому глазу индикатора, чтобы никто не видел ее слез, шмыгавших сквозь ресницы, как куропатки сквозь густую траву. Если же °на замечала, что близко брат, то ввертывала звук на всю мощность, давая тем знать, что она слушает музыку и вовсе не слышит призывов Эйти.