Будем кроткими как дети [сборник] | страница 48



Отдуваясь сквозь вытянутые губы, взбирался на гору тучный инвалид с палкой. Навстречу ему очень медленно, покачивая бедрами, шла девушка в голубом свитере и розовой юбке. Руки она держала в карманах юбки спереди. Из-за горы наваленного щебня к ней выходил здоровенный курсант мореходного училища, и они тихо уходили по спуску вниз.

Скоро выйдет из дома худенькая старушка с прямой спиной, с пушистыми седыми волосами, трогательно похожая на девочку-первоклассницу. Она присядет с краю на скамейку, вкопанную в землю возле грубо сколоченного стола, сядет отдельно от остальных старух, уже громко галдящих о чем-то своем.

И пройдут другие люди, и все они покажутся мне знакомыми. И я буду смотреть на них, коротая вечер в одиночестве, попивая остывший чай, лишь изредка бросая благодушный взгляд в глубь залива, где в это время день покойно умирает и переходит в ночь.

И так не захочется мне уходить отсюда и возвращаться к сестре, терпеть зятя с его непонятной враждебностью ко мне, безответно выслушивать жалобы сестры — отчаянный ее шепот в полутьме кухни! И все же я пойду, пройду в темноте привычный путь через тихие кварталы и встречу однажды женщину с двумя набитыми хозяйственными сумками, предложу ей свою помощь, и она сначала испугается меня, а потом отдаст одну сумку. Я провожу ее до самого дома, мы будем весело болтать по дороге, и вдруг совершенно неожиданно, торопясь, я стану рассказывать ей о себе, а после останусь один и буду смотреть, как она уходит, уходит, чтобы никогда больше не встретиться мне. Она пройдет круг света под одиноким фонарем и исчезнет во тьме, я же буду еще долго стоять на месте, раздумывая: в какую сторону теперь идти?

Но в эту последнюю субботу я вошел к моим милым друзьям и вдруг почувствовал, что все должно кончиться. Квартира провоняла моим табачищем, я разбил алую чашку хозяйки. Да и сколько мог еще испытывать терпение этих людей я, незваный гость? Я смотрел в окно на город, на залив — по нему гнал ветер широкие полосы ряби, небо перечеркивали длинные фиолетовые тучи, — смотрел на все это безмерное обилие красоты и думал: это не мое, пора уже уходить отсюда. И до слезной боли захотелось мне остаться насовсем, жить в этой квартире, парящей над одним из прекраснейших морских заливов мира. И чтобы так же опрятно и уютно было у меня в душе, чтобы на моем столе стояла круглая ваза из тонкого сиреневого стекла, полная огненных кленовых листьев.

Я лег на пол, на обычное свое место, но лежать было неудобно — болело все тело, давали знать о себе дни, что провел я, валяясь на твердых досках. Я поднялся, походил немного из угла в угол, томясь, а затем прикрыл окно и ушел.