— Что вам надо? — спросил их участковый полицейский.
— Потерянную книгу по кулинарии.
— Вы ее потеряли или нашли?
— Я нашел ее, — ответил Мамаду, — а потом потерял. Полицейский сержант долго рассматривал их, не произнося ни слова, а потом снова принялся что-то писать. Рядом с ним печатал на машинке его коллега.
— Это не вы случайно выступали по телевидению? — спросил он, прервав работу.
— Да, мы.
— Я это понял, хотя все вы похожи один на другого. Книга по кулинарии… подождите-ка. Да, была здесь такая. Припоминаю — синяя, изрядно потрепанная, вся в пятнах.
— Именно так. — Мамаду вздохнул с облегчением.
— Точно так, патрон, — с надеждой подхватил Боколо.
— Ее взял Мутон, — сказал полицейский своему коллеге. — Он на днях растапливал бумагой печку. Я заорал на него, да было уже поздно, от книги осталась только половина.
Оба друга вышли и некоторое время брели, с трудом переставляя ноги. Они пытались утешить друг друга. Перед глазами у них, подобно крыльям ангела, трепетали страницы книги.
— Огонь — это прекрасно, — произнес наконец Боколо.
— Смотря что горит, — поправил его Мамаду.
В широко распахнутое окно, окрашенное в тот красноватый цвет, который обычно называют грязно-розовым, вливалась волна душного воздуха, насыщенного запахами мандаринов, еще каких-то фруктов, раскаленного асфальта, разомлевших от жары птиц и моря, а все вместе напоминало аппетитный аромат только что испеченного лимонного кекса. Тетушка Фелиция рассматривала в бинокль стоявшие на рейде суда: на западе — строгий ряд сторожевых кораблей, похожих на аккуратно расставленные игрушечные кораблики; на востоке — торговое судно, с которого спешно растаскивали груз тоненькие подъемные краны, а дальше — целый лес флажков, пестревших на мачтах прогулочных яхт, и бешено мчавшиеся по водной глади моторные лодки. Потом она снова направила бинокль прямо перед собой, чтобы убедиться, что одномачтовое суденышко дядюшки Антонина на месте — в трех кабельтовых от приморского бульвара, она даже могла прочесть название, выведенное на борту, — «Мимоза». Она осторожно протерла стекла носовым платком, который прятала у себя на груди, и возобновила наблюдение. Антонин спал на узкой палубе, поджав под себя ноги и положив голову, прикрытую панамой, на связку канатов. Было пять часов пополудни, и морскую гладь не нарушало даже легкое дуновение ветерка. Тетушка Фелиция вздохнула с облегчением. Как правило, по пятницам ее муж ведет себя вполне благоразумно, как и подобает человеку, вышедшему на пенсию. На рассвете он отправляется на рыбную ловлю и располагается всегда прямо перед домом, чтобы Фелиция ни на минуту не теряла его из виду. Вернувшись, он разбирает свою коллекцию марок, ровно в полдень с наслаждением съедает испеченную прямо на огне рыбу, затем следуют послеобеденный отдых, работа в саду и чтение на сон грядущий. «Почему по пятницам все так мирно?» — не перестает удивляться Фелиция. И тем не менее она и в пятницу наблюдает за ним так же, как и в остальные, более беспокойные дни. Исключение составляет, пожалуй, лишь вторник, когда он отправляется в церковь или приводит в порядок могилу родителей на кладбище, расположенном высоко, на склоне холма, откуда прибрежные скалы кажутся неподвижно лежащим у воды крабом, широко раскинувшим клешни; создается впечатление, будто вся наша жизнь — это сплошной процесс пищеварения.
