Сейчас спальня Кирсти погружена в абсолютный мрак.
Я замираю на месте. Чувство вины сдавливает мне грудь. Ох, деточка! Кирсти! Прости меня! Прости меня!
Когда она закричит?
Скоро.
Прямо сейчас.
Три секунды прошло после того, как я закрыла дверь, и она закричала. Высокий, режущий уши визг, который не спутаешь ни с чем – словно режут тонкий металлический лист. Ошибки нет. Меня охватывает ужас. Этот визг – уникальный, единственный в своем роде.
Я распахиваю дверь, включаю ночник и бросаюсь к своей изумленной и испуганной дочери.
– Мама! Мама! Мама! – визжит она.
Я беру ее на руки, укачиваю, прижимаю к себе.
– Прости, милая! Пожалуйста! Я совсем забыла про свет! Прости меня! Мне очень-очень жаль!
Но помимо острого чувства вины у меня в голове возникает странная мысль, и она приводит меня в смятение.
Умерла Кирсти.
Здесь сидит Лидия.
Четырнадцать месяцев назад мы ошиблись.
На следующее утро, в субботу, по телефону позвонил Энгус. Он хотел, чтобы я подъехала на лодке и забрала его из «Селки» в пять часов вечера.
– Но будет жуткая темнотища!
Он еле расслышал меня: чересчур сильно шипели помехи в нашей изъеденной морем телефонной линии.
– Что, Сара?
– Темно еще не будет, Энгус?
– Луна полная! – прокричал он. – Не бойся!
Телефонная линия изношена до предела. Я посмотрела на часы – одиннадцать. Через шесть часов надо встретить мужа в Орнсее и сообщить ему, что мы совершили самую чудовищную на свете ошибку. Кирсти мертва, а Лидия жива. Как он отреагирует на эту новость? Поверит ли он мне?
Я вышла из дома, уставилась на растрескавшиеся камни дорожки, а затем взглянула на восток – на белую колонну маяка, море и на присыпанные снегом горы Нойдарта за проливом. Почему-то само наличие маяка всегда утешало меня. Умиротворяющий и равнодушный, ночью он моргает каждые девять секунд, подавая миру знак – мы здесь. Энгус, Сара и Лидия Муркрофт, все трое.
Я вижу Лидию: она играет на берегу, бродит по приливным лужам в новеньких синих резиновых сапогах. Ищет рыбок и пульсирующих морских ежей. Похоже, что я с легкостью называю ее Лидией. Она – Лидия. Лидия со мной. Кирсти больше нет. Меня охватывает тихая грусть вперемешку с постыдной радостью. Лидия вернулась из крематория.
Моя вторая дочь любит море. Ей нравится разглядывать мягких морских ежей, которые постоянно сжимаются и разжимаются, словно дышат. Моя девочка жива, она опять с нами.
Лидия поворачивается и бежит по заросшему покрытой солью травой склону к кухне, чтобы продемонстрировать мне ракушки, которые она собрала.
