О чем я думаю? Со мной – Кирсти, и я собираюсь это проверить. Самым беспощадным образом. Если я окажусь безжалостной, то доведу дело до конца.
Кирсти спрашивает сквозь усиливающийся ветер:
– Ма, почему он называется Салмадейр?
Нормальный разговор. Уже хорошо.
– Вероятно, это значит «остров псалмов», дорогуша. Раньше здесь был женский монастырь.
– Когда, мам? А что такое женский монастырь?
– Это место, где живут монахини, они там молятся. Много лет назад они сюда переехали. Тысячу лет назад.
– Даже раньше, чем когда мы были маленькими?
Я пропускаю мимо ушей пугающую форму вопроса и киваю:
– Ага.
– И сейчас монахини тут не живут?
– Нет. Ты не замерзла?
Ее волосы растрепаны, а ее розовая курточка расстегнута.
– Нет, мама. Ветер дует мне в лицо, но мне так даже нравится.
– Ладно. Мы почти приехали.
Справа из воды высовывается тюлень. Он смотрит на нас мудрым печальным взглядом брошенного ребенка и с вкрадчивым всплеском опять исчезает. Кирсти улыбается своей дырявой улыбкой.
Волны Слейт добры к нам и быстро доставляют нас на пляж под маяком. Я приподнимаю моторку – настолько она легкая – и вытаскиваю выше линии прилива, туда, где поспешно разбегаются крабы и серебристые чайки клюют гниющего дохлого лосося.
– Фу! – восклицает Кирсти, указывая на воняющий рыбий труп.
Она бежит к дому, толкает дверь, которую мы никогда не запираем, и исчезает внутри. Я слышу, как Бини негромко гавкает в знак приветствия. Кстати, обычно он лает громко. Я привязываю лодку и направляюсь к дому.
На кухне холодно. Крыс не слыхать. На заляпанной белой стене столовой танцуют арлекины. Крышка унитаза придавлена камнем, чтобы не пахло хорьком.
Энгуса нет – он работает и на целую ночь останется в Портри. Мы совсем одни на острове. Все складывается замечательно.
Кирсти треплет Бини за ухом, а потом уходит читать в свою комнату. Я готовлю ужин в полумраке кухни, где над головой болтаются проволочные корзины, сохраняющие нашу еду от крыс. Я слышу дыхание моря – будто кто-то делает зарядку. Почти штиль. Затишье перед бурей?
Я собираюсь с силами, чтобы осуществить свою задумку.
Наверное, надо было действовать три недели тому назад: подвергнуть Кирсти проверке, от которой она не сможет отказаться. Тогда бы она, конечно, не подделала ее результаты. А сейчас всякое может произойти.
Но меня осенило лишь сегодня утром, когда дочка билась в истерике в школе. Да и сформировался мой план по-настоящему только к вечеру.
Он будет основан на дочкиной фобии – она ненавидит темноту.
