Салли Фергюсон побагровела и промолчала. Мне было трудно ответить – я оказалась слишком ошеломлена и балансировала на краю темной бездны абсурда. Но я собралась с силами и произнесла:
– Можно отвести Лидию в класс? И тогда я вам все объясню.
Снова жуткое молчание. Я слышу, как в коридоре дети поют нестройными голосами:
«На эвкалипте высоком и старом
Веселая птица живет – кукабарра,
Громко смеется она —
ХА! ХА! ХА!»
Меня тошнит от песенки – настолько она не вяжется с обстановкой.
Салли Фергюсон кивнула и пододвинулась ко мне поближе.
– Да. Так, конечно, будет разумно, – согласилась она.
Затем Салли обратилась к симпатичному молодому человеку в узких джинсах, который как раз входил в кабинет через стеклянную дверь.
– Дэн, Дэниел, будь добр, проводи в класс новенькую, э-э-э, Лидию Муркрофт. Во второй класс к Джейн Раулендсон, в конце коридора.
«ХА! ХА! ХА!»
– Ага, – дружелюбно ответил Дэн.
Он присел рядом с Лидией на корточки, как сверхисполнительная прислуга:
– Привет, Лидия. Пойдем со мной?
«На эвкалипте высоком и старом
Считает мартышек вокруг кукабарра».
– Я Лидия, – Кирсти яростно заламывает руки. Она смотрит исподлобья, оттопырив нижнюю губу – самое упрямое выражение, на которое она способна. – Зовите меня только Лидией.
– Конечно, Лидия. У них первый урок пения, тебе понравится.
«Стой, кукабарра, стой, кукабарра,
Я не мартышка, я человек!»
Наконец хоть что-то сработало. Она медленно разжала кулаки и, взяв Дэна за руку, пошла с ним к очередной стеклянной двери. Она казалась крошечной, а дверь – огромной и зловещей, как пасть чудовища.
На миг она замерла и повернулась с грустной испуганной улыбкой, но Дэн легонько потянул ее за собой в длинный коридор.
Школа проглатывает мою дочь. Теперь я вынуждена бросить ее здесь, оставив наедине с ее судьбой.
Я смотрю на Салли Фергюсон.
– Итак…
Салли сурово кивает.
– Да, пожалуйста. Пройдемте в мой кабинет, где нам никто не помешает.
Пятьдесят минут спустя я выложила Салли Фергюсон чудовищные подробности нашей истории: нелепая гибель близняшки, длящийся четырнадцать месяцев кризис идентичности. Она слушала мой рассказ, в ее глазах читался приличествующий случаю неподдельный шок, а также сочувствие, но я заметила кое-что еще: лукавую искорку неподдельного интереса. Я внесла оживление в скучный школьный день, и вечером она сообщит мужу и подругам кое-что любопытное.
Вы не поверите, кто к нам сегодня приходил – мамаша, которая не знает, которая из ее дочек осталась жива! Она думает, что, возможно, ее дочь, которая по общему признанию умерла, все эти четырнадцать месяцев была жива.
