Пошарив между разбросанными камнями, старик зажег факел и повел нас внутрь храма. Дойдя до уцелевшей стены, он остановился — дальше идти было некуда.
Осветив факелом высеченное в стене изображение бога Себака — бога вечности — старый копт нажал его руку, державшую крестообразный знак ключа жизни.
Послышался легкий скрип раздавленного песка, и камень с изображением бога дрогнул и тихо повернулся.
Старик смело вошел в открывшийся проход; Пильман и я последовали за ним.
Через несколько шагов Онуфрий остановился, уперся рукой в стену, надавил, вероятно, какую-нибудь пружину, и я услышал, что камень сзади нас повернулся и стал на свое место — проход в коридор был закрыт.
— Алла Керим, Алла Керим, — шептал Пильман.
Старик молча шел дальше.
Пол коридора, сначала ровный, стал круто опускаться.
Мы шли довольно долго и наконец остановились перед бронзовой дверью. Отодвинув засов, мы вошли в какую-то залу.
— Постойте немного на месте, я сейчас зажгу лампады, — проговорил наш проводник и, оставив нас одних в темноте, куда-то скрылся.
Через несколько минут помещение, в котором мы находились, стало постепенно освещаться загоравшимися в разных местах светильниками.
Скоро стало довольно светло.
Мы стояли в большой зале, среди которой шло два ряда колонн, подпиравших потолок. Все стены и потолок были украшены высеченными на них фигурами и сценами из древнеегипетской жизни. Прямо перед нами, в глубине залы, стоял трон, а на нем сидела статуя какого-то божества.
— Идите вперед, ближе к богу времени, — раздался откуда-то голос.
Мы тихо подошли к статуе с головой крокодила. Мне показалось, что глаза бога были уставлены на меня.
— Я сейчас помолюсь и принесу богу жертву, — проговорил старик, выходя из-за статуи в древнегреческом одеянии.
Все лицо старика преобразилось: в нем видны были могущество и страшная воля.
Он подошел к Пильману и посмотрел ему в глаза:
— Спите, — сказал он, — вам лучше спать.
У Пильмана немедленно опустились веки, он лег на пол и тотчас заснул.
— Вы были когда-то гордым жрецом этого храма, — сказал мне старик. — Если душа ваша уже очистилась, и вы достойны предстать перед великим Амуном, то я буду в силах показать вам то, чего еще никто из непосвященных не удостоился видеть. Вы увидите часть своей прежней жизни.
Он подошел к курильнице, стоявшей перед троном, зажег лежавшие в ней уголья и начал вполголоса молиться:
— Непостижимый, ты, одно из лиц четырехединого, нераздельного Амуна, взгляни на меня благосклонно. О бог вечности, помоги мне, заставь время идти назад. Тебе, Амун, я приношу жертву. О, помоги мне, Великий.
