– Утрись, убивец! – осадила его Янка.
Стол был обильно заставлен. Правда, кушанья были разложены не на пальмовых листьях, а по разовым пластиковым тарелкам. И вместо местного хмельного напитка в тыквенных сосудах подавалось виски с совершенно ужасным привкусом дурного самогона. В наших Пеньках такому самогону даже дед Степа, стойкий пьяница, бойкот объявил бы.
Наша Янка быстро сориентировалась и налегала в основном на крабов, передвинув к себе объемистую чашу – салатницу по виду. Крабы, правда, были консервированные.
– Да, – с набитым ртом вспомнила Яна о своих бедных влюбленных детках. – А чего вы их не кормите? Где они, толмач?
Разобиженный Понизовский все-таки снизошел до ответа.
– У них интим.
– Что-то долго.
Понизовский усмехнулся, глянул на часы.
– У них теперь пересменка. Смена партнера.
– Это еще зачем?
– Для гарантии.
– Бред какой-то. Ну и порядки у них! Понизовский усмехнулся еще ядовитее:
– А у нас? На большой земле? Ужели лучше? Яна окатила его ледяным взглядом.
– Я в ваших кругах не вращалась.
В дверной проем уже заглядывало утро. Праздник затухал. Вождя все его жены, бережно поддерживая, увели в опочивальню. Лица девушек казались в слабом свете серыми от усталости. Никакой веселости во взглядах, никакой живости в движениях.
Мы поднялись и пошли на берег. Костер кое-где еще рдел углями, но больше дымился, чем горел. Мне показалось, что островитяне восприняли наш уход с благодарностью.
Нильс брел по песку, спотыкаясь. Его провожала, бережно обняв за талию, поддерживая, та самая девчушка, что преподносила Яне на кровожадное убиение невинную пташку. И сама наподобие пташки что-то щебетала старику в подмышку. Нильс смущенно хмыкал и время от времени повторял застенчиво: «Но пасаран». То ли перебрал самогону местного розлива, то ли ошалел от близости юного девичьего тела.
– Сергей Иванович, – пробормотал Нильс, – будьте добры, переведите, что мне шепчет эта очаровательная особа. А то я кроме «лав ю» ничего не разбираю. Что это значит?
– А то и значит, – Понизовский отчаянно зевнул. – Очаровали вы крошку. Смотрите, обженит она вас.
– Как вам не стыдно! – возмутился Нильс.
– Любви все возрасты покорны. И детям, и старикам. Да вы не смущайтесь, девушки здесь созревают очень рано.
– Да я-то, Сергей Иванович, давно уже перезрел.
– Как знать. Не зря она к вам так жмется.
Вернувшись на яхту, мы, конечно, забыли о своем решении нести ночные вахты и завалились спать.
Я достал из пуфика пистолет и сунул его под подушку.
