– Уберите ребенка! – заорал глава администрации из-за спины охранников.
Он подбежал к мощному белому внедорожнику, который стоял поодаль от всех, и, наклонившись к окну, начал что-то говорить сидящему в машине дядьке, крутя головой и размахивая руками.
А за нашей спиной почувствовалось какое-то решительное движение: это медленно и неуклонно митингующие пошли на вражескую цепь. Нас с Алешкой сразу же оттеснили, а суровый дядька забрал у Алешки дубинку. И цепь отступила с поля боя. Позорно и трусливо. Захлопали дверцы машин, взревели двигатели, завизжали колеса – и все враги вдруг исчезли. Только телевидение задержалось. Охранники немного разбили их камеру и немного помяли оператора, ну и микрофон у корреспондента немного раздавили тяжелым берцем.
Алешка тем временем скрутил в трубочку свой «транспарант» и опять запасливо убрал его за пояс.
– Что за фишка? – сердито спросил его я. – Какие тебе деньги должны вернуть?
– Да никакие! – Алешка рассмеялся. – Многие так написали. Ну и я тоже, на всякий случай. Вдруг, думаю, станут деньги раздавать – может, и мне чего-нибудь достанется.
Я не знал, смеяться мне или злиться. А тут к нам подошел суровый дядька и положил свою тяжелую руку Алешке на плечо:
– Вы кто такие, ребята?
– Дети Шерлока Холмса, – с вызовом ответил Алешка.
– Оно и видно. Ваш батя в самом деле мент?
– Еще какой! Он как раз вот с такими жуликами и борется. Вы потерпите, он их достанет.
Дядька помолчал. А потом сказал:
– Вы все-таки, ребята, поосторожнее. Эти люди, когда против них идешь, они этого не прощают.
– А то мы не знаем. Палочку верните.
Дядька засмеялся и отдал нам дубинку.
Когда обездоленные митингующие остались одни, они еще сильнее сплотились и, пошумев, решили создать комиссию по защите своих прав. В эту комиссию вошли дальнобойщик Серов, которому было негде спать, юная мамаша с бездомным грудничком и старичок-пенсионер, который в прошлом был юристом. Тут же собрали всякие подписи и деньги на адвоката.
И мне показалось, что все это – под воздействием Алешкиных выступлений. Тем не менее, всю дорогу до дома я его ругал. На правах старшего брата и временного главы семьи. Алешка отмалчивался, а потом сказал:
– Не мешай мне.
Я даже остановился.
– Я лица запоминаю, – объяснил Алешка.
И тут я понял, что настала наша пора вступить в борьбу. Раз уж папа из нее вышел. Но мне вдруг припомнились Алешкины слова на поле о том, что наш папа с этими жуликами борется. Не боролся, а борется. Он оговорился? Или знает побольше меня? Я искоса взглянул на него и подивился – какое у него серьезное и упрямое лицо. Таким лицом, точнее – братом, можно гордиться.
