– И в узком, и в широком… – Веру потянуло на философию. – Люди удивительно консервативны в своих пристрастиях! Я уже не говорю о том, что женщины выбирают всю жизнь одного и того же мужчину, а мужчины, соответственно, одну и ту же женщину. Ну, не буквально, конечно. В смысле – похожих. И наступают на грабли снова и снова…
– А Максим Леонидович – тоже тот самый мужчина?
– Еще не знаю. Но, думаю, да. – Вера виновато улыбнулась. Оказывается, Аня все заметила, а она-то думала, наивная, что держит свой роман в тайне!
– Да ладно, вы так друг на друга смотрите, что все сразу становится понятно! – Аня засмеялась и отпила кофе. Прислушалась к себе. Кофе ей нравился. И еще нравился чизкейк; возможно, не самый вкусный в мире, но примечательный уже тем, что вызывал у нее аппетит. Аппетит – какое забытое слово! Она ела незамысловатый десерт посреди шумного торгового центра, смотрела в окно на мрачное холодное небо и на многоэтажки-близнецы, и чувствовала, как наполняется счастьем – до самой макушки, до кончиков волос…
Позавчера бабушка примчалась домой, словно на пожар, влетела к ней в комнату и чуть не задушила в объятиях. Аня как раз сидела в кресле, с книгой, набросив свою оренбургскую шаль – живое воплощение Серегиных фантазий. Или грез о счастливой старости. Она сидела, как довольная сегодняшним днем восьмидесятилетняя старушка, и ее бабушка вбежала в комнату и обняла ее, свою двадцатитрехлетнюю внучку-старушку!
– Что стряслось? Мы горим? – пыталась быть рассудительной Аня.
– Аня, мы должны поехать в больницу к Максиму Леонидовичу, чтобы сделать повторные анализы, срочно!
– Что, уже? – Аня испугалась. Она не думала, что все произойдет так быстро! – Сейчас вечер. Давай завтра утром? Все равно ведь уже ничего не изменится, – бесцветным голосом произнесла, укутавшись в шаль плотнее. Теперь ей действительно стало холодно.
Вера Николаевна волновалась. Она присела на ручку кресла, обняла Аню и тихонько погладила ее по голове.
– Ты, главное, не волнуйся… Просто Максим сказал… то есть Максим Леонидович…что у тебя вроде как наблюдается улучшение. Мы пока не хотим никого обнадеживать – ни тебя, ни родителей… Надо все перепроверить.
Именно по этим «мы», «Максим» Аня все и поняла про бабушку и своего врача. Порадовалась за них. И начала об этом думать, потому что думать о том, что она может и не умереть через месяц, Аня боялась.
– Хорошо. Только завтра. Договорились? – посмотрела на Веру так доверчиво, как в детстве.
