Прошло короткое время и о российской дипломатии заговорили с почтением. С ней начали считаться. В кабинетах и салонах Европы с уст не сходила доктрина горчаковской циркулярной депеши, в коей русский канцлер наметил четкую программу действий, отражавших определенный этап в истории внешней политики России после Крымской войны…
К отмене унизительного Парижского трактата Горчаков готовил российскую дипломатию пятнадцать лет. И едва смолкли пушки пруссаков, а французские дипломаты, смирив гордыню, покорно подписали мирный договор, означавший конец Франко-прусской войны 1870 года, как канцлер Горчаков объявил всему миру, что Россия более не считает себя связанной Парижским трактатом, ограничивающим ее суверенитет на Черном море, и будет строить корабли Черноморского флота, а Севастополь будет военно-морской базой…
Поверженная пруссаками Франция вынужденно промолчала, Британия и Османская Порта — смирились…
Горчаков снял очки в золотой оправе, мягкой замшей протер стекла. Неожиданно мысли унесли его в далекие юношеские годы… Лицей… Первый набор… Друзья-лицеисты — Пушкин, Дельвиг, Пущин…
Он, Александр Горчаков, баловень науки, пример прилежания, безуспешно подражающий Александру Пушкину в пиитстве… Припомнились пушкинские строки, к нему, Горчакову, обращенные:
Тебе рукой Фортуны своенравной
Указан путь и счастливый и славный,
Моя стезя печальна и темна…
[9]«Провидец был дорогой друг Пушкин», — промолвил сам себе князь. Память донесла другое пушкинское послание:
Что должен я, скажи, в сей час
Желать от чиста сердца другу?
Глубоку ль старость, милый князь,
Детей, любезную супругу…
[10]— Любезную супругу, — прошептал князь.
Сжало сердце. Четверть века, как умерла красавица-жена Мария Александровна Урусова. Пятнадцать лет всего-то прожил с ней, а иной теперь и не надо…
Явился советник посольства барон Жомини с неизменной папкой синего сафьяна. Тот самый Жомини, который с приходом Горчакова на пост министра иностранных дел воскликнул: «Наконец-то Россия приобрела министра, какой будет стоять на страже интересов этого достойного государства».
В Министерстве иностранных дел говаривали: канцлер и старший советник — две части одного целого. Для подобных утверждений имелись основания, у Горчакова и Жомини на внешнюю политику России один взгляд;
— Садитесь, дорогой Александр Генрихович. Какие известия из Порты?
— Реакция Стамбула на условия конвенции по-прежнему отрицательная.
— Рука лорда Биконсфилда
