Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага | страница 26



Сейчас нелегко себе уяснить ту обстановку, в которой находились в сталинские годы литературные таланты. Ведь в той обстановке писатели клялись на верность «вождю» и зачастую сами навешивали друг на друга ярлыки «троцкистов».

Сейфуллин всегда с уважением относился к омскому писателю Феоктисту Березовскому, отправлял ему доверительные письма. Даже признавался ему в том, что почитает его талант:

«Только я везде и всюду у наших руководителей рекламировал Вас. Поймите это. Были люди из писательских руководителей, относившиеся к Вам ехидно. Они с некоторым ехидством поговаривали мне: „Твой Березовский!“»

В январе 1936 года в Минске проходил очередной пленум Союза писателей. В составе почетного президиума сидел «железный нарком» Ежов. И вот в его присутствии Ф. Березовский, оценивая творчество писателей Казахстана, сказал о Сакене буквально следующее: «…В своей поэме „Красный конь“, а также в ряде других произведений Сейфуллин допускал политические ошибки, которые сродни троцкизму».

Что означало в то время сказать такую фразу? Это означало чуть ли не приговорить своего коллегу к смертной казни. Думал ли об этом Березовский? Сейчас трудно судить об этом. Скорее всего, нет. В письме Сейфуллину от 22 апреля 1936 года он пишет с сожалением о том, что доставил неприятности Сакену своим необдуманным, поспешным высказыванием на пленуме. Но слово не воробей. Сразу после выступления Березовского за Сейфуллиным была установлена слежка. А 24 сентября 1937 года Сакена арестовали, обвинив его в тяжких связях с троцкистами из Москвы, врагами народа, а также с антисоветской националистической организацией.

Первые десять дней Сакен Сейфуллин не дает никаких признательных показаний, наоборот — он глубоко возмущен тем, что его причисляют к черной орде врагов Советской власти. Следователь И. Серембаев, который допрашивал свободолюбивого писателя, в рапорте от 8 октября 1937 года сообщал:

«7 октября 1937 года утром на допросе от обвиняемого Сейфуллина Сакена я требовал правдивых показаний, но он категорически отказался их давать. Когда я назвал его врагом народа, Сейфуллин ругал меня нецензурными словами».

Второй следователь Баймурзин тоже добивался от Сейфуллина признательных показаний. Но Сакен в ответ на этот спрос, как пишет Баймурзин в докладной от б октября 1937 года, бросился «избить меня, выхватил стул и пытался ударить».

Вскоре к писателю были применены страшные пытки. Однако он продолжал твердить душегубам: