– Мама, неужели ты все еще на этом настаиваешь? – спросил Виллибальд. – Ты хочешь уехать теперь, когда между нами опять наступили мир и любовь?
– Теперь-то именно я и уеду для того, чтобы этот мир не нарушался. Не уговаривай меня! Я должна быть главой в доме, в котором живу. Ты тоже хочешь быть хозяином, значит, вместе нам не ужиться, да и твоя маленькая принцесса не будет за это в претензии.
Регина повернулась и вошла в дом. Сын посмотрел ей вслед с подавленным вздохом.
– Может быть, она и права, – тихо сказал он, – но она будет чувствовать себя несчастной в одиночестве и без привычной деятельности. Я знаю, она не вынесет безделья. Тебе следовало бы тоже попросить ее остаться, Мариетта.
Молодая женщина положила свою кудрявую головку на плечо мужа и лукаво взглянула на него снизу вверх.
– Нет, я сделаю кое-что получше – я позабочусь о том, чтобы она не была несчастна, когда уедет от нас.
– Ты? Каким образом?
– Очень просто, я выдам ее замуж.
– Мариетта, что ты выдумываешь?
– О, мудрый Вилли, неужели ты ничего не заметил? Разве ты не догадываешься, почему дядя Шонау был так не в духе, когда мы встретили его в Берлине три дня назад, и почему он ни за что не хотел ехать в Бургсдорф, как мы его ни упрашивали? Мама не пригласила его, опасаясь нового предложения; он понял это, а потому и был так сердит. Я уже давно знаю, в чем дело. Еще тогда, когда мама приехала к нам в Вальдгофен и он с такой горечью упрекал ее в том, что по ее милости он будет играть на свадьбе лишь второстепенную роль, я заметила, что он к ней неравнодушен. Ах, Вилли, какую ты вдруг сделал уморительную физиономию! Теперь ты смотришь точь-в-точь так, как в начале нашего знакомства.
Действительно, молодой помещик в своем безграничном изумлении имел не особенно умный вид. Ему никогда не приходило в голову, что его мать может вторично выйти замуж, да еще за своего зятя; но теперь у него мелькнула мысль, что это было бы прекрасным выходом из всех затруднений.
– Мариетта, ты необыкновенно умна! – воскликнул он, с восхищением глядя на жену, принявшую его восторг с величайшим самодовольством.
– Я еще умнее, чем ты думаешь, – сказала она с торжествующим видом, – потому что я их свела. Я отправилась к дяде Шонау и дала ему понять, что если теперь он еще раз отважится на штурм, то крепость наверняка сдастся. Правда, он долго ворчал и сказал, что с него довольно и прежних попыток и он не хочет больше разыгрывать из себя дурака, но в конце концов все-таки передумал. Он приехал с четверть часа тому назад, но я не решилась сказать об этом маме и… Да вот он сам! – и Мариетта указала на лесничего, только что вошедшего на террасу и слышавшего последние слова.
