Подозрительные обстоятельства | страница 32



На мгновенье мне стало дурно. Я обернулся. Джино по обыкновению стоял в стороне и любовался картинами Хуана Гриса. Он мнил себя знатоком современного искусства. Изо всех сил стараясь казаться беззаботным, я подошел к нему.

— Джино.

— Что, Ники? — ответил он, не сводя глаз с картины.

— Джино, это конец. В холле остались следы лап Трая.

— Так. — Джино повернулся ко мне и улыбнулся своей белозубой улыбкой. — Я и не сомневался в этом.

— Не сомневался?

— Когда я увидел, как этот коп разглядывает Трая, то подумал, что следы пса могли остаться где-нибудь в доме Ронни. Потому-то я и сказал, что Норма безумно любила Трая и его трюки.

Спасительная мысль. Джино положил руку мне на плечо.

— Понял, малыш? Вот так я латаю все прорехи. Если инспектор ничего не заметил, тогда ладно. Но если даже и заметил — что с того? Пусть себе думает, что Анни там была. Как это доказать? Мы вполне могли прийти с Траем за день до падения или утром в день падения Нормы. Нет, парень, не бойся.

Должно быть, на моем лице отразилось огромное облегчение, потому что Джино слегка похлопал меня по щеке.

— Спокойнее, мальчик. Здесь все в порядке. Спасибо еще, что дядя Ганс и Джино…

Он не договорил. По лестнице к нам торопливо спустился Ронни.

С самого детства я привык считать Ронни Лайта самым вежливым и обаятельным человеком в Голливуде и потому полагал, что характеристика матери — по ее словам, у него расшатаны нервы — всего лишь игра воображения. Мне казалось, что Ронни сумеет выкарабкаться из этой страшной ситуации. Но, следя за ним, я с удивлением понял, что мать права. У него действительно был вид человека, у которого сдали нервы. И взять себя в руки ему не удавалось.

Ронни подошел к матери, поцеловал ее в щеку.

— Анни!

— Милый Ронни!

Только потом он заметил остальных и вяло помахал рукой.

— Приветствую всех! Я…

Голос его дрогнул, что, конечно, могло объясняться печальным поводом, но, на мой взгляд, он был просто не в состоянии управлять собой.

Мать взглянула на крошечные бриллиантовые часики, висевшие у нее на груди.

— Боже, уже поздно, пора ехать!. Дорога каждая минута.

Она направилась к двери, но ее остановил хриплый голос Ронни:

— Анни, боюсь, что мы еще не можем ехать. Мне только что позвонили…

И пока мать стояла, удивленно глядя на Ронни, в дверях показалась женская фигура в черном. Женщина распростерла руки и двинулась к матери, улыбаясь из-под вуали.

— Дорогая Анни! — вскричала она красивым, но плохо поставленным голосом. (Пэм, англичанка по рождению, по манере разговора вновь прибывшей тотчас угадала уроженку английских, трущоб).