И кроссы, кроссы, марш-броски… Как просто так, и в противогазах. «Играть в слоников». Но самое поганое — это по команде «Вспышка!», упасть на землю, ногами к ядерному взрыву. «Вспышка слева!» — падай вправо, и так далее. Ну, а когда уже «Вспышка сверху!» — деревья умирали стоя. Вот тогда я и усвоил навсегда армейское выражение «Главное — не проебать вспышку!»
Хотя какая разница, как укладываться к ядерному взрыву? Или ноги в голову войдут или голова оденется на ноги? Или чтобы потом похоронной команде было удобнее собирать трупы?
Как в ситуации с Пинькиным, было и при «вспышке». Если кто-то делал что-то неправильно, то все подразделение поднималось и повторяло все заново. И старшина Бударацкий, постоянно жующий свои сопли, что поделаешь, у человека был хронический ринит, а жевательной резинки в то время не было у нас, специально выбирал местечко погрязнее и укладывал нас прямо в эту грязь.
Да, ему и несложно это было. Дождь шел почти каждый день. Грязь была повсюду, только вся разница была в том, что укладываться в лужу или просто в грязь. Но на построении ты должен быть чистым, выглаженным, с чистыми руками и в начищенных сапогах.
Вся рота тихо ненавидела Бударацкого. Его дегенеративного вида лицо явно говорило, что его предки были знакомы с инцестом, или зачинали его под воздействием самогона, настоянного на парах ртути и навоза.
Каждый день предлагали на разводе личного состава уйти из военного училища. Дальше будет еще только хуже.
Некоторые ломались, уходили, мы смотрели, как они пакуются, говоря при этом, что имели они половые контакты оральным способом со старшиной и его матерью, со всей армией и прочее.
Мы смотрели на них со смешанным чувством. С одной стороны, мы гордились собой, что мы стойкие, не ломаемся, а с другой…
Мы остаемся здесь, а они через несколько дней будут дома… Чистая сухая постель, нормальная еда, родные близкие лица. Девушки… Много еды и девушек. Или наоборот! Нет! Еда впереди! Иначе не будет сил для общения с лицами противоположного пола!
Так было несколько дней, потом на тех, кто уходил, смотрели с презрением — слабаки!
Несмотря на все такие экстремальные, с точки зрения нормального гражданского условия, никто из нас не болел, становились крепче. По утрам иней на траве, а мы с голым торсом бежим на зарядке, каблуками ломая ледок в лужах, с хрустом разлетается замороженная трава. И не болеем. Никто в нашей роте не болел.
Начинаем чувствовать коллектив. Когда рота бежит в ногу, кажется, что это бежит один великан, которому все по плечу. Плечи сами расправляются, те, кто повыше, укорачивают шаг, поменьше — удлиняют. Все мы — один организм. Мы — 42 рота! И, понимали, что мы сможем многое.
