Документы забытой памяти | страница 13
Мы принесли глубочайшие извинения за наших несознательных друзей, посетовали на трудную жизнь пограничников и убогое оформление их заставы. Я был представлен как художник, и тут же поступили слезные просьбы на стенгазету и стенд. Заказы были выполнены и статус-кво восстановлен.
Недалеко располагался пансионат Академии наук, но они нас почему-то боялись. Наш беззаботный растительный образ жизни порождал стремление к какой-либо деятельности. Поэтому во всех своих начинаниях я всегда получал помощников. Окончив стенгазету и стенд, я вырубил и раскрасил огромного татема при входе в наш лагерь из рухнувшего когда-то дерева. Покончив с татемом, я соорудил большие наземные солнечные часы. Одичавшие академики прибегали сверять по ним время. Вслед за часами я сделал пятиметровый купол Фуллера из тростника, на который набросил простыни и получил навес от солнца. После этого у нас уже появились седовласые академические сотрудники, тоже томившиеся от безделья и заинтересованные нашей деятельностью.
Но самый большой интерес у наших ученых соседей вызвала моя последняя работа.
К нам приблудилась симпатичная черепаха. Мы назвали ее Дунькой. Она реагировала на свое имя, и на крик «Дунька» поворачивалась и ползла к нам. Мы ее подкармливали всякими травками и молоком из сгущенки. Для того, чтобы она не сбежала, мы просверлили в ее панцире тоненькую дырочку и привязали ее на длинном шнурке. После этого я выкрасил яркими темперными красками квадратики на ее панцире. Они немного пожухли и приняли натуральный вид.
– До чего же природа многообразна, – восклицали ученые, фотографируя нашу Дуньку, которую мы представили, как восьмое чудо света.
– Эта окраска ненатуральная, – говорили скептики.
– Ну что вы, – обижались мы. – Это уникальная черепаха. Даже русский язык понимает.
Когда мы демонстрировали ее реакцию на слово «Дунька», даже самые консервативно настроенные ученые открывали рты и просили ее продать. Перед отъездом мы ее помыли и отпустили на все четыре стороны.
Две недели пролетели как один день, и вот мы снова на палубе теплохода возвращаемся из Новороссийска в Одессу. Из Одессы в тот же вечер мы выехали поездом.
Я с нетерпением ждал возвращения. Перед отъездом я получил заказ на конкурсный проект монумента погибшим в Бабьем Яру. Кроме того, что эта работа была весьма почетной, я к ней относился как к своему долгу, так как мои родственники погибли там в сентябре 1941-го. Многие не верили в то, что памятник будет построен, и, как показало время, они были правы. В Киеве с памятниками почему-то всегда было много проблем.
