уступили здесь место шерстяным коврам. Стены были обтянуты обоями «Помпадур» а окна — окна с настоящими стеклами! — были задрапированы тюлевыми занавесками. Стулья, кресла, бержер, софа заменили классические коврики из рисовой соломы или темного бархата. Большой эраровский рояль занимал целый угол; и, лицом к входной двери, — большое зеркало, в стиле Людовика XV, удивлялось, должно быть, что ему приходится отражать желтые мордочки, вместо изящных личек французских девушек.
В третий раз маленькая служанка исполнила свой реверанс на четвереньках и потом скрылась, оставив Фельза в одиночестве.
Фельз прошел шага два вперед, взглянул направо, налево и воскликнул возмущенно:
— Черт дери! Стоит ли быть Сыновьями Хокусай и Утамаро, внуками великого Сесшу!.. Раса, породившая Никко и Киото, раса, покрывшая дворцами и храмами дикую землю айносов, создавшая целиком новую архитектуру, скульптуру и живопись! Стоило ли иметь счастье прожить десять веков в самом блистательном уединении, вне всяких деспотических влияний, кастрировавших нашу западную самобытность, свободными от ига Египта и Эллады! Стоило ли иметь заслоном от Европы непроницаемый Китай и Конфуция — сторожевым псом от Платона! Да, стоило ли!.. Чтобы в конце концов впасть в обезьянничание и плагиаты, чтобы кончить здесь, в этой клетке, созданной специально для глупейших попугаев Парижа или Лондона, Нью-Йорка или Чикаго…
Он вдруг остановился. Одна мысль внезапно пришла ему в голову. Он подошел к окну, раздвинул занавесочку…
И он увидел сквозь стекло, у ног своих, японский сад.
Настоящий японский сад: маленький четырехугольник, длиной в десять метров, шириной в пятнадцать, придавленный к дому тремя очень высокими стенами; четырехугольник, в котором видны были горы и долины, леса, водопад, поток, пещеры и озеро. Деревья были, конечно, те карликовые кедры, вышиной с хлебный колос, которые умеют выгонять, как следует, одни только японские садовники, или же крохотные вишни, в полном цвету, как того требовало время года, потому что было пятнадцатое апреля; горы были не выше кротовых куч, но искусный грим придавал им вид скалистых кряжей; а озеро — банка с красными рыбками, окруженная для правдоподобия живописными берегами, цветущими и скалистыми.
Фельз, пораженный, широко раскрыл глаза. Прежде всего в нем заговорил художник.
— Не удивительно, что с такими садами… эти люди, способные на чудеса в рисунке и красках, всегда сбивались на совершенно фантастическую перспективу!
