Он смеялся последним | страница 9



— Будет многоточие. Кондрат, это решение. — он ткнул пальцем вверх.

— Ах, да: у нас же социалистический реализм, — с иронией смирился автор, — разоблачили, посрамили — и сюжет завершен. Режьте.

— Завтра в пошивочную Дома Правительства, снять мерку костюма! — распорядилась женщина и протянула автору талон.

— Откуда вы, Фаня Ефимовна, знаете, что меня включили в состав.

— Пропуск на ваше имя заказан, на проходной в левом крыле Дома Пра­вительства. Цокольный этаж — там спросите.

— Я дал подписку о неразглашении!

— Он даже мне не сказал, что был там, — встряла жена.

— К десяти утра, — закрыла директор вопрос с автором. — Давайте, по акте­рам решайте, какой состав поедет: мне же надо в приказ. Леонид Гдальевич!

А Рахленко уже придвинул стул, на второй странице рукописи пьесы — в перечне действующих лиц — стал набрасывать имена, радостно утрируя про­изношение фамилий:

— Горлохватский — Кравцов или Бирилло? Ясно: Степа Степович Бирилло. Ставим птичку. Черноус — Григонис или Санников? Заслуженный Грыгонис Гэнрых — и этого пометим птичкой.Туляга — Владомирский или Зоров? Конечно, Владомирский Уладзимир, народный. Птичка. Зелкин — Боря Платонов или Сченснович?.. — Рахленко, как режиссер спектакля, принимал решения тут же, вдохновенно, думая лишь о творческом соответствии.

Но сработают другие, потаенные факторы, которые могут в корне повли­ять на это распределение, о чем режиссеру никогда не станет ведомо.

ХРАБРЫЙ ПОРТНЯЖКА

Допущения:

не могло не произойти.

У всех на талонах значилось время явки: «10.00» — вот и заняли канди­даты, отряженные в Москву, диваны у двери пошивочной мастерской Дома Правительства. Можно, конечно, было разнести время явки каждого, сместив минут на двадцать, но до этого следовало додуматься.

Однако в десять никого не вызвали: непонятно откуда стало известно, что за дверью Лотар Пук — знаменитый портной из Вильни — обмеряет самого Пономаренко и других из аппарата ЦК, кого он определил ехать на декаду.

Писатели разбились на тройки из-за мебели: на диванах больше не вме­щалось. Сидели тихо, шептались, посмеивались:

— Это тебе, тебе, Кондрат, под твое перо, — бубнил Лыньков. — Дальше читай, Аркадий!

Кулешов развернул мятую газету, в которую была завернута стопка лист­ков со стихами. Заслонив свою тройку, он в укрытии продолжал вполголоса:

— .и это он всерьез: бульбу с помидором скрестить, чтоб, значит, и клубни были, и плоды!

— Разумно, — будто всерьез поддержал Кондрат. — Могу предложить название новому плодоовощу: «помбуль» или «бульпом».