Дознание вел сам всесильный министр Госбезопасности Абакумов. Вопрос ставил жестко: знал ли директор о намерении Рознера сбежать из страны?
Папа кроме того, что директор и ближайший сподвижник Эдди Игнатьевича, был единственным в большом коллективе членом коммунистической партии, аж с 1932 года, а до того — преданным комсомольцем.
И на допросе к теме попытки побега Рознера возвращались всю ночь.
Папе как-то удалось убедить Абакумова, что никто в оркестре ничего не знал. И постепенно темы и тон допроса сменились. Абакумов стал интересоваться: как проходят репетиции, кто шьет музыкантам такие элегантные костюмы, куда оркестр намерен ехать на гастроли? А к утру Абакумов поинтересовался: «Вы, наверное, ничего не ели?» И папе принесли чай и бутерброды. Закончилось чаепитием. «До свидания». Папа вернулся в гостиницу «Москва». или «Киевская»?.. А что с Рознером, никто тогда не знал».
Пономаренко чувствовал, понимал: мероприятие, именуемое «Декада национального искусства БССР», прошло. скромно оценивая, — триумфально. И он, чуть разгоряченный напитками, совершил неосмотрительный шаг, решил попросить милости своему детищу:
— Товариш Сталин, джаз Рознера задерживается в «Эрмитаже» на месяц, до июля. Москва ломится на их концерты.
— Вы торопитесь, товарищ Пономаренко. Ваш Рознер еще не врос в советскую систему. Рано ему быть заслуженным артистом — ведь вы об этом хотели просить. Заслужить надо. Вон у нас Утесов еще не заслуженный. А вдруг ваш Рознер — сбежит?
Некий высокий чин из бдяще-карательных органов заверил вождя:
— Куда сбежит?! От погони сбежать можно, от пули даже. От нас — никогда. Невозможно.
Кондрат, завидев за дальним концом соседнего стола Янку Купалу, двинулся с бокалом к поэту.
— Не ходите, — удержал Ружевич. — Не рекомендовано.
— Но Утесов ходит.
— Ему можно. Он тут свой. А нам — желательно общаться с ближайшими соседями по столу.
— С вами.
— Со мной. Разве нам нечего обсудить?
— Лепей бы с кем близким. по профессии.
— «Лепей» — это как?
— «Не лепо ли ныне, братие.» или «нелепо», или «лепота» — эти русские слова понятны?.. Тогда: а не чокнуться ли нам, друг?
Бурные, долго не смолкавшие аплодисменты продолжались уже после того, как вожди покинули зал.
Крапива аплодировал уже один.
Выходили через Никольские ворота.
В конце мостика на Манежную, у пропускного поста, заметил Кондрат парочку: Айзека Мовчара с Ильей Горским. Те влились в толпу гостей, покидавших Кремль: выглядело так, будто и они возвращаются с банкета. Обоих подхватила под руки девушка со значком.
