Он смеялся последним | страница 45
— Еще новая опера и балет, Ансамбль солдатской песни и пляски Белорусского Особого военного округа.
— Красная Армия поет — это хорошо.
— И танцует! В финале у них, товарищ Сталин, сюрприз для вас.
— Сюрприз — тогда зачем рассказываете? Увидим.
— Очень интересный детский балетный номер, джаз-оркестр Эдди Рознера.
— Вы им дали статус Государственного коллектива БССР. Да, ни одна республика не имеет своего джаз-оркестра. Утесов обиделся. Молодец, Пономаренко, хороший пример другим секретарям дал.
— Они завтра начинают работать в саду «Эрмитаж». На все десять дней билеты проданы.
— Значит, я не попаду, — делано сокрушался вождь. — Придется летом в дни отпуска послушать их в Сочи.
— И еще. чего не было у других: еще мы решили привезти драматический театр. Играть будут на белорусском языке.
— И правильно! На съезде ваша Соколовская читала приветствие на белорусском — и все всё поняли.
— Там. у нас спектакль. комедия. сатирическая.
Сталин задумался, раскурил трубку, покивал одобрительно.
— Что-то наши сатирики примолкли. Неужели мы построили такое безупречное общество, в котором нечего высмеивать? В комедиях обличают управдомов, мелких бюрократов, пьяниц. Никто не осмеливается обличать, бичевать так, как учили Гоголь, Салтыков-Щедрин. Или не умеют? А как ваша сатира называется, товарищ Пономаренко?
— «Кто смеется последним».
— Хорошо. Товарищи посмотрят вашу комедию и мне расскажут: кто же у вас там последним смеется. А кто этот ваш «Салтыков-Щедрин»?
— Кондрат Крапива.
— Сколько этой ночью надо запомнить новых фамилий: Сэмюэль Покрасс, генерал Роммель, Кондрат Крапива.
Над Москвой занимался рассвет 5 июня 1940 года.
ДЕСЯТЬ ДНЕЙ, КОТОРЫЕ ПОТРЯСЛИ МОСКВУ
Допущения:
могло произойти, скорее всего, так.
Первый из этих дней начался привычно: с радиопозывных Москвы «Широка страна моя родная», исполненных на виброфоне. Затем шли выпуски известий, перемежаемые бодрыми песнями, утренней гимнастикой. Несколько раз дикторы сообщили об открытии декады искусства БССР.
Кондрат и Ружевич неразлучно бродили по Москве, уступая друг другу в выборе интересовавших каждого объектов. Осмотрели Триумфальную арку, высившуюся у Белорусского вокзала, от которой начинался Ленинградский проспект. Из закрепленных на столбах черных квадратных раструбов радио звучала бравурная музыка.
Кондрат, восхищенный Москвой, вглядывался в лица прохожих, подолгу застывал у витрин, дивился на двухэтажные троллейбусы, что катили по улице Горького; поливальные машины водяными усами освежали мостовую. Он как бы узнавал столицу СССР, сравнивая с виденным в киножурналах и в фильме «Светлый путь».