Не правда ли, какой выразительный словесный портрет составила русская художница Мария Воробьева, известная под именем Маревна?
Мы несколько отвлеклись от повествования, вернемся же в мастерскую к Сутину, куда пришел Альберт Барнс с Жаком Липшицем и Полом Гийомом. Хаим еще никогда не продавал свои работы, он не знал их цены, поэтому на вопросы Барнса, «сколько это стоит», не мог ничего ответить. Барнс купил у него шестьдесят работ, уплатив по пятьдесят долларов за каждую.
Когда Липшиц вручил ему 60 тысяч франков – три тысячи долларов – таков был в то время курс доллара, – Сутин буквально почти онемел от счастья. Гости уже давно ушли из мастерской, а Хаим еще долго пересчитывал деньги, распрямляя каждую бумажку. Затем он выбежал на улицу, остановил такси. «Куда ехать?» – спросил водитель. «Куда? А почему бы не на Ривьеру?» – воскликнул ошеломленный от счастья Сутин, не очень представляя, где это находится. «Но это же далеко, – возразил шофер». «Ничего, у меня много денег!» – воскликнул Хаим. Он сидел, развалясь на заднем сиденьи, переживая еще и еще раз все случившееся. Когда многочасовое путешествие было закончено, Сутин с удовольствием уплатил 100 франков, щедро вознаградив водителя. Но ведь оставалось еще так много денег! Он целую неделю жил на Ривьере, остановившись в лучшем отеле, куда его поначалу вежливо не хотели пускать. Однако он уже знал – нужно просто показать много денег.
Вернувшись в Париж, он начал совершенно другую жизнь, попрощавшись со страшной бедностью. Он стал модным художником, заказы посыпались со всех сторон, он носил шелковые фраки, галстуки за триста франков. Однако он остался прежним Хаимом Сутиным, который так и не научился вести себя за столом, ковырял вилкой в зубах, мог в присутствии многочисленных гостей облизать тарелку языком.
Слухи о богатом американце, который не торгуясь покупает картины за огромные деньги, разнеслись по «Улью». Художники стремились показать свои работы, продать их, но Барнс полагался только на свое мнение и был непредсказуем в поступках.
Посетив в очередной раз небольшую галерею Леопольда Зборовского, друга художников и артдилера, Барнс увидел женский портрет, перед которым он молча стоял несколько минут. Те, кто были знакомы с доктором, знали, что это – неплохой знак. Это означало, что картина его заинтересовала. На этот раз это был портрет, написанный в откровенной чувственной манере. Барнса поразили вытянутые стилизованные формы, красноватокоричневая и темно-красная гамма красок, по контрасту с которой тело казалось излучающим тепло.
