Российский колокол, 2015 № 5-6 | страница 41



И дали Федерации достаточно времени для вступления в войну.

Люциус захрапел совсем уж громко. Анжела поморщилась и осторожно перевернула наместника на бок. Тот зачмокал губами и задышал тише. Анжела долго и печально смотрела на его обнаженное, грубовато-красивое и сильное тело.

Люциус снова захрапел. Анжела поднялась, набросила на плечи халат. Вышла из спальни в коридор, зашла в свою каюту, включила личный передатчик. Связь через гиперпространство мгновенна, но председатель Совета отозвался не сразу. Наверное, там, где он был, тоже ночь…

– Анжела?

– Все в порядке, – негромко сказала она. – Все, как и планировали.

Председатель кивнул. За его спиной промелькнула полуодетая девушка. Точно, ночь…

– Я рад, Анжела. Но… пять планет и двести миллионов жизней… Тебя не смущает цена вопроса?

Анжела покачала головой. Вспомнила лицо короля с варварской планеты. И твердо сказала:

– Об одном прошу: оставь ее в покое.

Литература молодых


Елизавета Станиславская


Родилась в апреле 1987 г. в городе Магадан. В 2015 окончила Литературный институт (семинар поэзии И.Л. Волгина).

Публикации подборок – альманах «Пять ю пять» (2010), журнал «Литературная учеба» (2012). Одно стихотворение в газете «Литературная гостиная» (2014).

Краесогласие

Пенелопа

У моря вечером молочный вид,
и чайка, косо задевая воду,
возможность бытия крылом кривит,
предсказывает лучшую погоду.
Ты говоришь – вот если б Пенелопа
так долго не ткала бы покрывала,
не распускала по ночам узора,
то Одиссей бы не вернулся впору.
Крушения не выдержав позора,
не отыскал бы остров среди вод.
Ты говоришь, а море повторяет,
а Пенелопа слушает и ждёт.
Такое ожиданье – труд особый:
Наверное – не знаешь ничего,
и женихи смущают у порога,
заполонив покои гостевые
весёлым состязаньем голосов.
Они поют себе хвалебный гимн
и уверяют – муж давно за гробом.
А ложе ей пора делить с другим…
Но тайно Пенелопа у прилива
высматривает: «вдруг осколки лодок…»
И волны узнают её – игриво
колючей пеной трогают лодыжки,
А солнце нестерпимо бьется в воду,
и, отражаясь множеством лучей,
садится за границами отлива…
Вот дочь спартанца снова терпеливо
разматывает саван и считает
ряды ушедших за спину ночей.
И темнота проходит,
гладь блистает.
Он ищет путь, чтобы вернуться к ней.

«Облак свидетелей»[1]

Быстро передвигаются
буквы календаря.
Видишь, уже февраль,
доживём и до ноября.
Красная околесица —
распахнутые поля,
вверх по идущей лестнице
раскручивается Земля.
Вечная история —
никуда не уйдешь от глаз:
кто-то всё время смотрит,