— Я на минуточку, Герман Трофимович, — решился он наконец.
— Да? — сказал тот, не взглянув на вошедшего.
— Я прошу короткую командировку в Мюнхен.
Герман Трофимович поднял голову, сдвинул на лоб очки:
— С заездом по пути в Париж и Лондон?.
— Нет, серьезно, важное дело.
— Можно полюбопытствовать какое?
Вошел курьер, наколол поверх незаконченной пятой полосы готовую, полностью сверстанную. Сверху зажглась лампочка, часы остановились. Редактор покосился на них, довольно сказал:
— Молодцы, ребята, на пятнадцать минут раньше графика… Так какое же дело?
— Как вам сказать?.. Понимаете, — он почему-то перешел на официальный тон, — там будет судебный процесс над военным преступником Бергером…
— И ты должен выступить в качестве обвинителя?
— Вы настроены на веселый лад, а я дело говорю, — Голос Крылова прозвучал укоризненно.
— А почему бы и не на веселый? Пять полос уже есть, — показал на щит, — вот дочитываю последнюю, и правки почти нет… Да и ты с веселым предложением пришел.
Крылов с грустью смотрел на него. Редактор уловил его взгляд. Сказал серьезно, но мягко:
— Что ты, в самом деле, сотни таких процессов прошли, всех оправдывают. Кому они интересны? Во всяком случае, не редакции… Что у тебя еще?
— Понимаете, тут дело не только в процессе…
— А в чем?
— Ну, пока еще трудно сказать…
— Знаешь что, Сергей, не морочь голову. У тебя дел уйма, и мне некогда. — Он водворил на место очки, наклонился над полосой.
Вошел сотрудник:
— Можно?
— По номеру?
— Нет, но…
— Тогда позже…
— Герман Трофимович, еще минутку… Помните, в очерке о Гулыге я вскользь о предателе Панченко написал?
— И хорошо сделал. Выросли в одной среде, одинаковое образование получили, один стал героем, а второй предателем. Хорошее сравнение. В чем у тебя сомнения?
— Не то чтобы сомнение, но некоторые детали надо уточнить.
Герман Трофимович повернулся в кресле:
— А я-то думал, что Крылов уточняет все до того, как садится писать, а не спустя месяцы после публикации. Это — во-первых. А во-вторых, нам важно лишь, что он был предателем. Такое доказательство, надеюсь, у тебя есть?
— Есть, и не одно.
— Так чего тебе еще надо? Ищешь повода прокатиться за границу?
— Да нет же, — с едва скрываемым раздражением сказал Крылов. — Есть версия, неясная, непроверенная, косвенная, будто он не был предателем. На процессе все и выяснится окончательно.
— Та-ак, — откинулся в кресле Герман Трофимович, — Веселенькая история. Ты понимаешь, что говоришь?! А если выяснится, что эта косвенная, неясная, непроверенная подтвердится? Ты понимаешь, что говоришь? Это же не техническая ошибка — политическая.
