— Вы вдвоем в кабинете были?
— Когда?
— Ну вот когда он избивал вас.
— Зачем? На глазах у всех, чтоб другие боялись. Нас человек пять было.
— Кто же именно?
— Из живых?
— Конечно, из живых.
Павел Алексеевич задумался.
— В живых мало кто остался, — вздохнул он. — Покосил он нас, гадина, я молодых и старых… Моляева в Германию угнал… Может, из пяти только Чепыжин Степан и остался. Он тут недалеко на хуторе живет.
— Да, я знаю, у меня его адрес есть… И еще вопрос, Павел Алексеевич: облавы были у вас?
— Конечно, были, — словно удивляясь наивности корреспондента, ответил Хижняков.
— В августе сорок второго года, например, не помните?
— На всю жизнь помню. Тогда людей что рыбу сетями позабирали, почти всех в Германию угнали да пять деревень и хуторов сожгли.
Одна загадка за другой. Голубев все досконально знает и ничего не говорит. Только на один вопрос ответил уверенно: никого не взяли, попрятались люди. И Хижняков тоже отвечает уверенно: людей что рыбу сетями позабирали.
— А вот говорят, — сказал Крылов, — будто никто в сети не попал.
— Кто же такое мог сказать? — удивился Павел Алексеевич.
Крылов замялся.
— Не знаете? Так я разъясню. Кто сам далеко упрятался, когда еще немцы не подошли. Или вовремя в эвакуацию отправился. Одним словом, кто не был в то время здесь. Придумают тоже: попрятались…
— Да нет, был здесь.
— А если был, — энергично сказал Павел Алексеевич, — значит, с выгодой для себя так говорит. Не иначе! — отрубил он и снова налил стопку. — По последней, Сергей Александрович.
— Нет, мне пора, — поднялся Крылов. — Скажите, вы не знаете Зарудную?
— Ах, вот кто! Ну, эта что угодно может сказать. Одно гнилье… Панченко, Зарудная…
— Кто она, чем занимается?
— Точно не знаю. Знаю только, что психованная баба.
Распрощавшись с Хижняковым, Крылов отправился к Чепыжину. Сухонький старичок, маленького роста, не по возрасту подвижный, и силенки, видать, в нем еще порядочно. Сергей Александрович решительно отказался войти в дом, даже во двор. По его настоянию сели на лавочке у калитки. Спросил, действительно ли Панченко бил Хижнякова?
— Так вляпал, что он, бедолага, до другой стенки летел, хе-хе-хе, — засмеялся он странным, Точно потрескивание, смехом. — Сейчас, закричал, на месте расстреляю, и за рeвольвер. Да Хижняков проворней оказался. Пока он свою кобуру рассупонивал, Павло уже и дверь захлопнул… Хе — хе-хе… Так пойдемте ж в дом, — поднялся он, — срамота одна такого гостя за калиткой томить.
