Восемь голубых дорожек | страница 20



И вот дедушка разговаривает по телефону с Тамарой Максимовной, а Маринка стоит рядом и глаз не спускает с дедушкиного лица. Только разве по его лицу что-нибудь разберешь? И по голосу ничего не угадаешь. А слова и вовсе непонятные, хотя Маринка слушает очень внимательно.

Ну, что можно понять из таких слов:

«Конечно. Согласен с вами, Тамара Максимовна. Нет, что вы! Совершенно неожиданно. В том-то и дело — собственная инициатива. А как же? Верно-верно. Пусть будет так…»

Наконец дедушка прощается с Тамарой Максимовной, говорит ей: «Всего хорошего! Наши вам кланяются!» — и кладет телефонную трубку.

И потом смотрит на Маринку. Смотрит, улыбается, и больше ничего. А Маринке больше ничего и не надо. По одной дедушкиной улыбке ей уже все понятно.

— Разрешила! Разрешила! Разрешила! — кричит Маринка и прыгает, и кружится, и вертится, колоколом раздув вокруг себя широкую коричневую юбочку.

А у Антона неприятности

Это было еще весною. Отец тогда был дома и только собирался в экспедицию на Алтай. Однажды Антон увидел во дворе котенка. Тощего, грязного и совершенно рыжего. «Вот заморыш! И до чего противный…» — подумал Антон, но котенка все-таки пожалел. Подхватил его ладонью под худое блохастое брюшко и притащил домой.

Елена Петровна, мать Антона, сперва замахала руками:

— Фу, какой! Куда его? Нет, не надо…

А приглядевшись, вдруг сказала:

— Налей ему молока. Только теплого. Очень несчастное у него выражение. Голодный, наверно.

Котенок в минуту расправился с молоком, усердно облизал блюдце и посмотрел на Антона. Глаза у него были ярко-зеленые, прямо изумрудные.

Антон взял у него блюдце и сказал:

— Проси не проси, все равно больше не дам. Лопнешь, жадюга!

Но котенок продолжал смотреть на Антона, смешно слизывая с усов молочные капли. «Чепуха какая! Не лопну. Ты еще не знаешь, какой у меня аппетит!»

А язычок у него был розовый, проворный.

Пришлось подлить еще молока.

— Обжора, — ласково ворчал Антон. — Куда в тебя лезет!

И котенок остался у Антона.

Ему даже имени придумывать не стали. Говорили просто «Котик» или звали «Кис-кис». Вместе это сложилось в одно слово «Котикс». Котенок сразу привык к этому имени и всегда на него откликался.

Антон довольно скоро потерял к Котиксу всякий интерес. Забывал его кормить и часто не знал, где тот находится.

Но Котикс не унывал. Питание промышлял себе как умел и в конце концов пристроился у соседки по квартире. Соседку эту звали Людмилой Васильевной. Отъевшись у нее, Котикс из несчастного заморыша превратился в красивого рыжего кота с плутоватым и независимым характером.