Минотавр вздохнул и провел ладонями вдоль рогов.
– Когда-то в городе на берегу моря, – начал он, – жила девушка по имени Яни, ослепительно яркая, словно пламя, и очень любопытная. Её отцом был купец весьма строгих правил, для присмотра за дочерью нанявший трех нянек, но та всегда сбегала и бродила по холмам в свое удовольствие либо забиралась в лесные дебри. Изловив её, няньки рассказывали небылицы о чудовищах, что обитали вокруг.
«Они сожрут тебя изнутри», – пугали няньки, но Яни лишь кружилась в диком танце, приговаривая:
«Сожрите меня изнутри, сожрите меня изнутри».
Няньки только кудахтали и трясли головами.
Как-то раз поутру Яни углубилась в лес дальше, чем прежде, и вскоре заблудилась, бродя от ствола к стволу, сражаясь с ветвями и корнями, цепляясь за терновник. С плачем отдирала она колючки, но те смыкались все теснее; наконец, она поползла на карачках, подвывая, как раненый зверек. Неизвестно, сколько прошло времени, когда она подняла глаза и увидела черного быка, который направлялся к ней. С воплями заметалась она в ловушке, но взгляд быка был настолько разумным, что она успокоилась и позволила ему рогами раздвинуть кусты ежевики. Потом своим шершавым языком он слизнул её слезы и вывел на поляну, где они скакали на солнышке. Она сплела и надела ему на шею ожерелье из анемонов, а рога обвязала лентами, которые вплетала себе в волосы. До рассвета танцевали они в чаще, а потом бык отвел её назад к опушке леса. Несмотря на все мольбы, он так и не вышел из-за деревьев и глядел ей вслед, пока она не скрылась в глубине городских улиц.
На другой день она вновь ускользнула от своих нянек, и бык поджидал её на опушке. Он показал ей укромные уголки в лесу, там они резвились до вечера, занимались любовью, а когда их смаривал сон, Яни клала голову быку на бок и обнимала его рога.
На третий день отец Яни, уже предупрежденный няньками, позволил ей сбежать, но скрытно отправился следом. Завидев появившегося из-за деревьев быка, он снял с плеча лук и пустил стрелу в сердце зверя. Бык рухнул, кровь черными цветами проступила на его шкуре, взгляд был прикован к липу Яни, пока та, обняв могучую шею, рыдала, чувствуя, как промокает грудь от крови его сердца. Чтобы оторвать дочь от тела мертвого зверя, отцу пришлось сходить за подмогой.
После случившегося Яни подолгу сидела, безучастно глядя на морские волны; слезы скапливались в горстях её ладоней и в сосуде сердца, пока она не поняла, что понесла. Тогда она заметалась по дому, хлопая в ладоши и выкрикивая новость, которая обежала бы всю округу, если б разгневанный отец не запер дочь в самой высокой башне, где, точно ликующий дельфин, она провела девять месяцев, радуясь растущему животу.
