– Любовь – воспоминание о сладком дыхании спящей девушки, – прошептал Пико.
– Поэт, проветри свои мозги. Ты увяз в паутине собственных грез. Добро пожаловать в страну плоти со всеми её грехами и всеми восторгами.
Но взгляд его был устремлен мимо.
Впрочем, бурлящая кровь, как водится, возобладала, потопив память о его позоре, погнав соки желания от чресел к голове. И через двое суток, глубокой ночью, он прополз мимо тлеющих углей костра, окунулся в волны её дыхания и произнес:
– Научи меня.
Следующую неделю они отлучались из лагеря только чтобы подстрелить дичь, ибо голод постоянно давал о себе знать. Им не нужно было отходить далеко – каждый вечер звери собирались вокруг поглазеть на диковинное существо о четырех ногах и двух головах, издающее дикие вопли.
– Не думай, не думай ни о чем, – задыхаясь, повторяла Адеви каждую ночь, каждое утро, пока он вновь и вновь входил в неё, словно пытаясь заполнить щемящую пустоту у себя под ложечкой.
– Это все равно что есть, – сказал он ей.
– Это все равно что убивать, – возразила она в ответ, и, содрогаясь, он поцеловал знаки пятидесяти смертей на её предплечье.
– Каково это – убивать? – спросил он.
– Блаженство скрыто глубоко. Как и с любым из сладчайших наслаждений, первый привкус горек. Алая ухмылка на горле брата до сих пор змеится у меня под веками, и в отличие от всех ночей с мужчинами, давно слившихся в одну, каждое убийство предстает отдельно перед моим мысленным взором. Снова и снова я могу пережить каждый удар, если того захочу. Это наивысшая ступень воровства – кража последнего удара чужого сердца.
– А мертвые? Куда уходят они?
– Пока что никто не вернулся из-за темных дверей, чтобы рассказать о том. Это самое увлекательное приключение, неизвестное, непознаваемое…
– Ты жаждешь его?
– Меня оно не страшит. Потому-то я никогда не проигрываю в схватке.
– Смерть и меня влекла. Я желал её так же сильно, как желал женщину: обнять её, поцелуем коснуться лавандовых губ. Но я не искал приключений, лишь избавления.
– Избавления нет, поэт. Только дорога, уходящая вдаль. Либо ты сам идешь по ней, либо она рано или поздно догонит тебя.
– Я стараюсь. Стараюсь идти по дороге, чтобы достичь утреннего города,
– Ты живешь в своих грезах.
– Да, грезы – это мои драгоценные копи, мною вспаханная земля, лес, что я валю. Я плотник, что пилит, отмеряет, прибивает сны друг к другу, собирает их в каркас, способный нести моё тело, вес моей плоти. При мне мои инструменты – моя тетрадь, моя ручка,
