«Это очень интересно, – сказала миссис С. – Но слишком отвлеченно. Что вы можете сделать, чтобы остановить галлюцинации? Или мне придется жить с ними вечно? Мне даже думать об этом страшно!»
Я сказал, что «лекарства» от галлюцинаций не существует, но, возможно, нам удастся сделать их менее навязчивыми. Мы решили попробовать курс габапентина[96]; хотя это антиэпилептический препарат, но иногда он помогает, если нужно снизить аномальную активность мозга, не важно связана ли она с эпилепсией или нет.
Во время следующего приема миссис С. сообщила, что габапентин вообще-то усугубил ее состояние – теперь к галлюцинациям добавились еще громкий тиннитус, звон в ушах. Но, несмотря на это, она стала гораздо спокойнее. Теперь она знала, что ее галлюцинации имеют физиологическую природу, что она не теряет рассудок; теперь она училась приспосабливаться к звукам в голове.
Что ее действительно огорчало, так это одни и те же постоянно повторяемые фрагменты композиций. Например, отрывки песни “America the Beautiful” повторялись в ее голове по десять раз каждые шесть минут[97], и части “O Come, All Ye Faithful” по девятнадцать с половиной раз за десять минут. Был случай, когда повторяющийся фрагмент был сведен до двух нот[98]. «Услышать песню полностью, для меня это просто счастье», - сказала миссис С.
Миссис С. стала замечать, что мелодии в ее голове только с виду имели случайный порядок, на самом деле внушение, окружение и контекст играли все большую роль в стимулировании и формировании галлюцинаций. Так, например, однажды, проходя мимо церкви, она услышала мощное исполнение песни “O Come, All Ye Faithful” и сперва подумала, что музыка доносится из церкви. Или: приготовив французский яблочный пирог, она услышала фрагменты “Frère Jacques” на следующий день.
Был еще один препарат, который, как мне казалось, стоило попробовать: кветиапин[99], однажды он уже был успешно использован для лечения музыкальных галлюцинаций[100]. И хотя я знал только об одном положительном случае, потенциальные побочные эффекты кветиапина были минимальны, и миссис С. согласилась принять небольшую дозу. Но особого эффекта я не заметил.
В то же время Миссис С. пыталась расширить репертуар своих галлюцинаций, чувствуя, что если она не приложит сознательного усилия, то мелодии в ее голове сократятся до трех-четырех бесконечно повторяемых песен. Так добавилась песня «Плавучий театр»[101], которая играла в ее голове так медленно, что походила скорее на пародию. Миссис С. призналась, что никогда раньше не слышала настолько нелепого исполнения песни, поэтому ее нельзя было считать «записью» из прошлого, восстановленной из памяти, переосмысленной в юмористическом ключе. И тем не менее, для миссис С. это был прорыв, означавший, что ей-таки удалось увеличить степень контроля над своим сознанием, не просто переключаясь с одной галлюцинации на другую, но совершенствуя их, пусть и непреднамеренно. И хотя она все еще не могла остановить музыку, иногда она все же могла изменить ее усилием воли. Она больше не чувствовала себя беспомощной, пассивной и обремененной; она обрела контроль. «Я до сих пор постоянно слышу музыку, но или она становится мягче или это я лучше справляюсь с ней. Теперь я не огорчаюсь так сильно».
