— По специальности он психиатр, — сообщила Рейчел, и глаза у нее вспыхнули; она спустила ноги с дивана и наклонилась вперед. — Я дала ему свою карточку.
— И?
— Полагаю, мы с ним еще встретимся.
Луиза тоже наклонилась вперед — вроде бы так и следовало.
— В этой комнате установлены жучки? — спросила она.
— Нет.
— Тогда почему ты говоришь шепотом?
— Бог его знает. — Рейчел откинулась назад и осушила «футбольный кубок» до дна. — Наверное, из чувства вины. Хотя с какой стати мне испытывать его, раз Холлем никогда не спрашивает меня о том, что я думаю по какому бы то ни было поводу. Я просто не знаю, что мне делать, Лу.
— А какие у тебя варианты? Одно из двух: ты изменяешь Холлему, мучаешься сознанием вины и продолжаешь жить с ним вместе или, наоборот, ты изменяешь Холлему, мучаешься чувством вины и бросаешь Холлема.
Рейчел досадливо хмыкнула. Наступило долгое молчание.
— Я считала, что ты поймешь Я имею в виду, что ты перепрыгиваешь от одной связи к другой. Ты же очень непостоянная, верно?
Луиза порадовалась, что сидит. Услышать от лучшего друга, родной старшей сестры, будто ты нечто вроде проститутки, — это такое унижение, что на ногах не устоишь.
— Тебе решать, Рейчел.
— Ты могла бы мне посоветовать пойти на это.
— Почему?
— Потому что жизнь до черта короткая, вот что ты должна была мне сказать.
— Выходит, ты уже сделала выбор.
— Господи, ты говоришь точь-в-точь как мама!
— Ты рассказала ей об этом?
— Разумеется, нет. Я ни о чем не могу говорить с мамой. Она не может говорить даже о папе. И хочет только одного: посылать мне жилетки. Жилетки! Это единственное, что мне требуется при моей сексуальной озабоченности. Затраханный шерстяной жилет!
Луиза сидела спокойно, пока Рейчел, словно катапультированная, вскочила с дивана и понеслась в кухню за новой бутылкой вина, каковую и принесла с собой. Куда уж тут упоминать о клоунских шлепанцах! При всем своем наивном энтузиазме Луиза не могла представить свою мать убеждающей Рейчел носить подобные шлепанцы.
— Мама слегка чокнулась на том, чтобы мы встречались, — продолжала Рейчел. — Провалиться мне сквозь землю, если я проведу еще одно унылое Рождество у нее. Либо она приезжает сюда, либо пусть проводит Рождество в одиночестве. Ох, эти папины фотографии все на том же месте! Хоть бы переставила их.
— Мне нравятся эти фотографии, — возразила Луиза в почти неосознанном порыве защитить память отца.
— Ну, это же святыня, — продолжала выпускать пар Рейчел, держа бутылку в вертикальном положении над стаканом. — Я этого не выношу. Не таким уж дьявольски прекрасным он был.
