— Карен — сестра Джинджера. Она поет для нас. И мы с ней знакомы достаточно долго, это верно.
Луиза открыла первую газету из привезенных с собой. Быстро перелистала страницы. Газета старая, это плохо. Она нашла конфиденциальные объявления и постаралась сосредоточиться.
— У нее великолепный голос. Грудной, создающий атмосферу, по-настоящему сексуальный.
Эш бросил чайные пакетики в пластиковую корзину для мусора и принес кружки с чаем.
— Это замечательно.
Итак, Карен талантлива. Это еще хуже. Луиза уткнулась в объявление о специалистах по городскому дизайну. Эш поставил перед ней стакан с водой и кружку с чаем и сел.
— Я познакомился с ней в Гилдхолле[25].
Так. Гилдхолл? Ну и что дальше? Луиза напустила на себя самый безразличный вид.
— Меня познакомил с ней Джинджер. Мы подружились. Я это ценю.
— Понятно.
Дружба. Это еще хуже, чем вожделение. Дружба существует вечно. Луиза открыла сумку и достала шариковую ручку. Тщательно обвела ею объявление.
— Я знаю обоих уже десять лет, — продолжал Эш.
Десять лет. Десять проклятых лет? Они могли пожениться.
— Она смелая женщина. Может увлечь публику.
— Двадцать тысяч в год… Если подумать…
Что он имеет в виду? Что значит — увлечь публику? Увлекла она и его тоже… в свободное время? Само собой, увлекла. Она точно его подружка. Глаза у Луизы горели, когда она перечитывала объявление в пятнадцатый раз.
— Сам я петь не могу. Я только музыкант. Джинджер тоже не поет, зато отлично разбирается в гармонии. Нам нужна еще одна женщина. Я не думаю, что ты можешь петь, или как?
Луиза посмотрела на него отсутствующим взглядом. Она слышала каждое слово. Она могла бы написать их и прочитать ему, но сейчас не время устраивать подобные демонстрации.
— Извини?
— Я просто размышлял вслух. У тебя потрясная фигура и красивое лицо. Уверен, что в гриме ты бы выглядела потрясающе. Ошеломительно.
— Обычно я накладываю макияж, — тупо проговорила она, не в состоянии сообразить, держаться ли ей глубоко подобострастно или отчаянно дерзко. — А пение мое причиняет людям физическое страдание.
— Ты умеешь на чем-нибудь играть?
Луиза задумалась над ответом. Нет, если говорить, то честно.
— На пианино. Но моя игра тоже причиняет людям физическую боль.
— Ну да? Ты всерьез? И насколько сильны их страдания?
— Достаточно, поскольку они вызывают постоянные жалобы соседа сверху. Потому что я играю громко и плохо, зато с бурным энтузиазмом.
Луиза извлекла из архивов памяти самый безразличный взгляд, обратила его на Эта, но тут же снова переключила внимание на свою газету. Но Эш, видимо, заинтересовался тем, что она делает, и спросил:
