Ребята молчали.
– Должно быть всестороннее развитие, это я вам как сын Учителя говорю.
Разговаривая, они подошли к фонтану.
– Вот на этой скамейке через двадцать минут, чтобы все были, – небрежно сказал Морозов.
– Да, Александр, – проговорила Симонова, оглядывая его с ног до головы, – по-другому ты заговорил, и я на тебя смотрю по-новому…
– Хочешь сказать, что влюбилась бы в меня гораздо раньше? – Морозов захохотал.
– Вот еще! – она поджала губы. – Ты мне не нравишься, пойдемте, девочки!
– Идите, обсудите поведение Морозова.
Он вытер сиденье ладонью и только после этого сел, поддернув штанины.
– Что это ты развоевался… в последний день, – спросил Смирнов. – Где ты раньше-то был, с приказаниями своими… за спины прятался?
Морозов махнул рукой.
Зеленоватая гладь фонтана вдруг вздыбилась… водяную гору, как скульптуру, за минуту умяли силовые поля и над водой, задрав голову на тонкой шее, вознесся жираф.
– Водяная скульптура – это класс! – воскликнул Смирнов.
Жираф качнул головой, проливая струйки, и зашагал, не отрывая ног от воды. Целая толпа мальчишек в плавках и трусах, двинулась рядом, крича и хохоча. Один их них, размахнувшись, кинул мячик. Тот, ударившись в бок фигуры, отлетел далеко в сторону. Вытянув руки, ребята шли по самому краю, и жираф двигался по неведомой тропе и как только одна рука задела бок, он взорвался! Водяной вал смел всю толпу на газон. Визг, хохот, крики, кашель…
– Пашка, хочешь на газоне поваляться? – спросил Морозов. – Будешь чистым!
Смирнов покраснел и показал Александру кулак.
Через пятнадцать минут все были в сборе.
– В мое отсутствие Пашка будет за старшего! – объявил Морозов. – Ведите себя прилично!
Чувствуя на себе взгляды ребят, он обогнул фонтан и скрылся в подземном переходе.
В ограде сквера Героев он срезал с клумбы, предназначенной для срезания цветов большой букет красных гвоздик и, переходя от одной могилы к другой, разложил по два цветка, а перед братской могилой – оставшиеся… отсюда хорошо было видно панно, на котором скульптор вырезал в камне революционные события в Сибири. Странно, но среди фигур, он почему-то различал и деда, и отца, и себя рвущихся вперед с винтовками с примкнутыми штыками.
Склонив голову в скорбном молчании, он постоял перед могилой с факелом и пошел к выходу.
Солнце освещало фигуры вооруженных крестьян, солдат, рабочих и матросов.
Купол театра отливал серебром, и все сооружение было похоже на неведомого зверя, припавшего к земле. Колонны были похожи на редкие зубы, между которыми протекали ручейки людей.
