Театр любви | страница 58



…Если лежать в гамаке и смотреть на звезды, обязательно закружится голова. Я лежала в гамаке, когда Саша в первый раз сказал, что любит меня. У меня, помню, очень сильно закружилась голова.

— Таша, Таша, прости меня…

Это приснилось во сне. В искаженном временем несбывшемся сне.

— Таша, я не хочу, чтобы ты катилась вместе со мной. Я хочу, чтоб мы взбирались. До звезд. Я наберу тебе целую пригоршню звезд. Они совсем не горячие. Они похожи на светлячков. Тебе нравятся светлячки?..

Я сбросила одеяло на пол и села, вглядываясь в темноту. Печка гудела и потрескивала. Пахло горячей хвоей и свечами.

— Я очень любил Варечку. Ты мне веришь? Главное, чтоб ты верила мне, Таша. Я больше никогда не обману тебя, слышишь? В моей жизни всегда будешь ты, ты, ты…

От подушки тоже пахнет хвоей. Когда умерла бабушка, во всем доме пахло хвоей. Это какой-то мертвый запах. И от одеяла пахнет хвоей. Но под одеялом так уютно и спокойно.

— Таша, я вернусь. Я обязательно вернусь. Я заберу тебя с собой, и мы будем жить во дворце…

Какая гадость, этот димедрол. Из-за него весь этот бред.

— Саша! — громко вскрикнула я и обняла за плечи сидевшего на краю моей кровати человека.

Это был Стас. От него тоже пахло хвоей.

— Она умерла, Таня, она умерла. Но ты не бойся — я буду с тобой.


Я не знала, как вести себя в подобных ситуациях. Стас куда-то исчез, я была в комнате одна, если не считать Эмили. Но мне было совсем не страшно — Эмили лежала в умиротворенной позе крепко спящего человека, складки на ее лице разгладились, правая рука с искривленными от тяжелых портновских ножниц пальцами как бы отдыхала на одеяле. Я даже не могла жалеть Эмили — она казалась недосягаемой для обычной жалости. Похоже, она давно готовила себя к переходу в неведомое измерение и перешла в него легко и беззаботно.

И все-таки надо было что-то делать. Я прошлась по всем комнатам, оставляя открытыми двери, потом села возле печи, прижавшись спиной к горячим кирпичам…

— …Таша, уже поздно. Почему ты пришла так поздно? Где ты была, Таша?..

Я открыла глаза, встряхнулась всем телом. Наваждение какое-то. Где Стас? Почему он бросил меня одну?..

Стас стоял надо мной и протягивал мне какую-то бумажку. Я взяла и развернула ее. Строчки раскачивались перед моими глазами.

«Я забрал у нее тетрадку. Она отдала мне ее внизу. Там, где мы с тобой целовались в последний раз. Будь счастлива, Пташка».


Мне казалось, за мной следят из каждого подъезда, из каждой стоявшей на обочине автомашины, из-под надвинутых на лоб шапок. Я выскочила из поезда метро в самый последний момент, когда похожие на резиновую гильотину двери готовы были сомкнуть свои страшные створки, выскочила и пересела во встречный поезд. Наконец я очутилась возле скупки, в самом конце жиденькой очереди, прочесываемой оценивающими взглядами каких-то типов неопределенного возраста. Старик в потертом драповом пальто отошел от окошка приемщицы, недовольно качая головой, и засунул во внутренний карман какую-то коробочку.