Испытание | страница 37



В цехах — митинги. В общежитиях, в красных уголках агитаторы читают сводку информбюро, статьи и очерки в газетах.

Бусыгину дорога была каждая строка, он упивался репортажами журналистов из Ленинграда, боялся пропустить хоть одно слово о родном, многострадальном и героическом городе, которое передавало радио.

Ленинградцы начали собираться: им казалось, что их «длительная командировка» закончилась и пора возвращаться домой.

Но войне еще не видно конца, еще предстояло немало пройти тяжелых дорог, понести немало жертв прежде, чем придет победа. Фронт по-прежнему ждал от кировцев танков и самоходок, и по-прежнему предстояли бессонные ночи, напряженные дни в труде. Победу надо было еще ковать и ковать…

Вернулся с фронта Василий Иванович Демин. Хотелось сказать этому дорогому человеку много теплых, может быть, даже нежных слов, сыновьих, но мешала застенчивость. Демин был усталым, но не удрученным. Он с увлечением рассказывал, как ремонтники в очень трудных, очень опасных условиях в зоне боевых действий восстанавливали танки, поврежденные на поле боя. Каждый танк, который дают армии кировцы, в среднем прожил три, четыре, даже пять жизней.

— Это, знаешь ли, друг-приятель, вторая танковая индустрия страны, — рассказывал Демин. — Я в Крыму был. Жара в степи 50 градусов, танковая броня обжигает руки, пресной воды глоток трудно найти. А главная беда — тучи пыли. Кажется, пыль эта не только в тело, а и в сердце проникает. И между прочим — автомат, винтовка, гранаты рядом с гаечным ключом, молотком и зубилом.

— И стрелять приходилось? — наивно спрашивает Бусыгин.

Демин тихо посмеивается:

— Так ведь фронт — куда денешься. Не просто вынести с поля боя раненого человека. А каково вытащить из-под вражеского огня 52-тонную машину! Не даром за два танка, эвакуированных с поля боя, согласно статуту, полагается награждение орденом Отечественной войны. Понял, друг-приятель.

Бусыгин взглянул на грудь Демина, на блестящие ордена.

— А это за что?

Демин усмехнулся:

— За всякие дела. — И не стал распространяться. Он не любил о себе говорить.

— Что дальше, Василий Иванович?

— Дальше? Танки строить. Только в Питере.

Бусыгин встал. Прошелся.

— И я в Ленинград подамся. Домой.

— Тоже верно, — отозвался Демин. — Только ты, Никола, здесь хорошо пошел, ценят тебя. Так ты не спеши. Я в Питер почему еду? Посылают. Понял? Там опять надо начинать. И Демин там нужен. А тебе спешить ни к чему. Съезди, навести своих, погляди что к чему. Вот таким образом.