Не отвечая, она угрюмо поглядывала на него из-под полуопущенных век.
– Я закажу обед в каюту, а потом мы попытаемся уснуть.
– Мне нужно послать телеграмму.
– Кому?
– Одному парижскому юристу. Я развожусь с тобой.
Его раздражение схлынуло, и он рассмеялся.
– Не говори глупостей.
– Тогда мне надо проведать детей.
– Вот это другое дело. А я закажу обед.
Он ждал ее двадцать минут. Потом нетерпеливо постучался в каюту напротив – няня сказала, что миссис Смит к ним не заходила.
С внезапным предчувствием беды он бросился наверх, заглянул в бар, обежал все салоны, даже толкнулся к Баттеруорту. Потом – нижняя палуба, средняя, прогулочная – ощупью, сквозь сырую ветреную тьму и косые струи дождя. Вахтенный матрос остановил его у груды спутанных канатов.
– На верхнюю палубу нельзя, сэр, приказ капитана. Одна волна уже дохлестнулась до радиорубки.
– Здесь не проходила молодая женщина, пассажирка?
– Вы не про эту… – Матрос повернул голову и умолк. – Эге, да ее уже нет!
– Значит, она пошла наверх, – тревожно сказал Адриан, – в радиорубку.
Матрос бросился на верхнюю палубу, Адриан, спотыкаясь, оскальзываясь, – за ним. Едва он выбрался из люка, корабль, под сокрушительным ударом огромной волны, резко завалился на борт, и он кубарем скатился по сорокапятиградусному откосу палубы, а у фальшборта – ошалевший, избитый – изо всех сил закричал:
– Ева!
Но его голос мгновенно поглотила штормовая тьма. Чуть мерцал, скудно освещая палубу, иллюминатор радиорубки, и Адриан увидел пробиравшегося вперед матроса.
– Ева!..
Ветер, словно тряпку, поволок его к спасательной шлюпке. Потом корабль содрогнулся, над ним поднялась искрящаяся блеклыми блестками гигантская волна, зависла – и Адриан вдруг разглядел Еву: в двадцати футах от него, у кожуха вентилятора. Оттолкнувшись от фальшборта, он ринулся к ней, но волна распалась и с оглушительным шорохом обрушилась на корабль. Яростный бурун – по грудь Адриану, – сбивая его с ног, устремился ему навстречу, и в бурлящей воде он увидел человеческую фигуру, и неистово вцепился в нее, и его стремительно потащило к борту. Потом он ощутил страшный удар о фальшборт, но не разжал рук, не выпустил свою добычу, и когда корабли медленно выровнялся, он остался лежать на мокром палубном настиле, и рядом с ним лежала Ева, прикованная к нему его отчаянной, мертвой хваткой. Следующего мгновения его память не сохранила.
