Весь вывалянный в снегу ребенок поднялся на ноги и очутился перед плечистым худощавым молодым человеком с закрученными в стрелку усами и острой бородкой; темные волосы спадали из-под берета ему на плечи.
— Это еще что за кроха?! — воскликнул он, присев на корточки. — Кто ты, откуда? о чем плачешь?
Мальчик молчал и только прижимал ладошкой пораненную щечку. Собравшаяся около них кучка людей рассказала, что произошло.
— Ах ты, бедняга!! — воскликнул усач. — Как тебя зовут?
Ответа опять не было.
— Он не наш!.. — отозвался кто-то.
— Арабчонок, должно быть!., наверное, с бременцами приехал да заблудился…
— Уж не немой ли он?.. — предположил другой голос.
— Немой или нет, а ночевать ему где-нибудь надо!.. — заявил усач. — Ну, араб, давай лапу и марш за мной!!
Мальчуган доверчиво подал ему ручку и через несколько минут оба они стояли на совершенно пустынной улице около узенького двухэтажного домика; усач извлек из кармана большой железный ключ, отпер дверь и они стали подыматься по почти отвесной каменной лестнице. В комнате хозяин высек огня, поджег сухие ветки, которыми был набит камин и комната озарилась светом; в ней стояли несколько глиняных головок и мольберт с начатым портретом молодой светловолосой девушки в синей шубе; на стенах висели несколько картин и лютня; простая узкая деревянная кровать, такой же стол и несколько стульев составляли всю обстановку художника; середи пола валялись сапоги, постель вся была взбудоражена, как будто на ней только что окончил драку добрый десяток людей.
— Вот мы и дома! — сказал художник, потирая зазябшия руки. — Ты своего плаща не снимай. Я люблю, знаешь ли, когда в комнатах холодно!… А теперь приступим к ужину!…
Он направился в шкафчику, придвинутому к камину, покопался в нем, бормоча и пожимая плечами, и наконец обрадованно воскликнул — «эврика!»: в руке у него оказались два яйца и ломоть хлеба. Он разделил все найденное поровну и отдал половину мальчику. Тот проглотил яйцо с такой жадностью, что хозяин не успел поднести своего к губам и застыл с раскрытым ртом.
— Однако!! — проговорил он и с вожделением перевел взгляд на свою порцию: секунда колебания и он переломил яйцо и протянул большую часть его маленькому гостю. — Я, знаешь, что-то совсем сыт: я великолепно пообедал вчера у одних знакомых!.. Слышишь, какой обед в животе бурчит?.. — и он, опасаясь своей щедрости, поспешно запихал в рот остатки еды.
— Так ты совсем не можешь ничего говорить?.. — невнятно начал опять художник с набитым ртом; диковинно закрученные усы его шевелились как у таракана. В глазах мальчика мелькнула лукавинка. Он протянул ручонку к художнику и прикоснулся к усу его.
