— А мучица-то белая! Ничего живут в Морозовской. Аж завидки берут!
— Откуда эта мука? — спросил Беленков, бросив удостоверения на стол.
— Американцы прислали целый эшелон. Мука аровская. Это так американский комитет помощи называется — АРА! Нам сказали, что после переписи голодающих муку будут раздавать по хуторам.
— Аровская!.. — Многозначительно заметил Беленков и замолчал, обдумывая какую-то мысль. — Ну ладно. Утром решим. Ночевать будете тут… Покажешь им, — кивнул он Федору.
В крохотном закутке с ситцевой занавеской вместо двери стояли две широкие скамейки. На стене висела темная фотография в деревянной рамке. От пола исходил едва уловимый запах чебреца.
— Постелитесь сами, — буркнул Федор. Он вышел во двор и закрыл ставни.
Полонский сел на скамейку, обхватив руками плечи. Напряжение, владевшее им с того мгновения, когда казак ткнул Левшина в грудь дулом обреза, схлынуло, и теперь он не чувствовал ничего, кроме тяжелой усталости, растекавшейся по всему телу.
Левшин стоял посреди комнатушки, сутулясь больше, чем всегда, и пальцы его длинных, с выступавшими кистями рук медленно шевелились. «Не обошлось, — думал Левшин. — Первый раз такое дело, и не обошлось. Теперь только локти кусать. По-глупому попались. Тот верно сказал — птахи». Ему вдруг вспомнились спокойные усталые глаза Глухова, и он беззвучно охнул и затряс головою, сморщив, как от зубной боли, длинное с резко проступившими рябинами лицо.
— Ты что? — тихо спросил Полонский.
— Да так… вспомнилось кое-что.
— Я думал — нездоровится. Не повезло нам с погодой.
— Я к этому привычный.
— А меня что-то знобит… Знаешь, я прилягу, пожалуй.
— Ложись.
— А ты?
— Что-то не хочется.
— Лег бы.
— Нет, я еще посижу.
— Ну, тогда садись ко мне. Места хватает.
Левшин, вздрогнув, сел рядом с товарищем. Полонский, посмотрев на занавеску, шепнул ему в ухо:
— Еще ничего поручилось. Беленков, кажется, поверил. Я думал, будет хуже.
— Подожди радоваться, — тоже шепотом ответил Левшин. — Настоящего допроса еще не было. Просто Беленков отложил это дело до утра. Утро покажет.
— Будем стоять на своем. И документы должны сработать.
Левшин медленно повернул к нему голову:
— Ты, верно, не боишься?
— Боюсь. Но стараюсь не думать об этом. Страх как болезнь, лучше ему не поддаваться.
Левшин посмотрел на него долгим задумчивым взглядом.
— А ты — молодец… Спи, — сказал он обычным, немного ворчливым голосом. — Может, жар-то к утру и пройдет. Спи, а я еще немного посижу. Ты, Саша, не обращай на меня внимания.
