Мировая война 1914—1918 годов надолго затормозила развитие творческих сил в стране. Лишь раннее творчество Кэтрин Мэнсфилд, вскоре покинувшей родину, было явлением новозеландской литературы. Но уже в начале 20-х годов в литературной жизни наступило заметное оживление. Писатели все чаще обращаются к близкой, сегодняшней действительности: к бытию маленького поселка, фермы, промышленного города. И это уже не «английский взгляд», не любование экзотикой. В повести Джейн Мэндер «История новозеландской реки», в романе Дж. Дэвени «Лавка мясника» много неприкрашенной, грубой, зачастую жестокой правды. Психологические и социальные коллизии, связанные с господством пуританских традиций, жестких моральных догм в обществе, жизнь которого становится все более напряженной и противоречивой,— тема, притягивающая к себе внимание серьезных литераторов и этого, и последующего поколений. Прошло немного времени, и мировой экономический кризис, перебравшись через континенты и океаны, дополз до берегов Новой Зеландии, поразив жизненные точки национальной экономики. Безработица, банкротства, разорение фермеров, которым некуда стало сбывать свою продукцию,— все это рождало чувство безнадежности, которое не могли рассеять попытки лейбористского правительства как-то поддержать наиболее пострадавших с помощью общественных работ и скудных пособий. На подобном фоне изящной словесности оставалось как будто бы лишь замереть в ожидании лучших времен, но произошло обратное. Именно в тридцатые годы литература обнаруживает небывалую до той поры энергию. Корни ее все глубже уходят в почву национальной жизни, поиски художественных решений обретают бо́льшую самостоятельность. И вместе с тем, преодолевая комплекс провинциализма, литература новозеландцев стремится выйти на пересечение мировых, общечеловеческих идей и проблем. Живой читательский отклик встречают романы Джона Ли «Дети бедняков», «Преследуемые», Робина Хайда «Паспорт в преисподнюю», Джона Малгэна «Человек один» — сами названия говорят о том, что книги эти насыщены болью писателя за страдания, искалеченные судьбы своих соотечественников.
Именно в ту пору, в начале тридцатых, в левом журнале «Туморроу», собравшем вокруг себя литературную молодежь, стали появляться крохотные — в одну-две странички — рассказы, подписанные новым именем Фрэнк Сарджесон. Выступал тот же самый автор и с публицистическими очерками, но под другими псевдонимами («Городской радикал» и пр.).
