Хрестоматийный «Выборг — Густав» изучали во всех Школах, однако это был сокращенный вариант. Открытый финал не давал возможности опубликовать полную версию. Однако именно незавершенность самого необычного Сценария Земли и огромное количество мифов, которые он породил, стали уже забываться. Прошло четыреста с небольшим лет, и все участники, кроме Вольдемара, были далеко. Белка вообще пропала, и только Экселенц знал про её второе воплощение, которое как раз пришлось на восемь лет отсутствия Вольдемара. Экселенц не выпускал её из поля зрения ни на день, начиная с пробуждения в номере маленького апарт-отеля в Венеции, когда бывшая принцесса Хелена Эстрельская вдруг совершенно четко поняла, что именно в этом городе она была раньше, ещё совсем ребенком. Но ни моторных катеров, ни огромной толпы туристов здесь тогда не было. Был её отец, Густав Ваза, король Швеции, который со свитой гостил летом у своего дальнего родственника. И огромный балкон, выходящий на Canal Grande. Закат, переговоры гондольеров, вечные голуби на Piazza San Marco, одуряющий запах духов и похоти, который заполнял всё пространство между каналами с закатом солнца.
Лежа в душном полумраке комнаты, она медленно осознавала непрерывность бытия. Последние дни в Выборге, бал в честь приезда Короля, шушуканье за крепостными стенами. Странно одетые люди в городе и непонятный язык. И, конечно же, ворвавшийся в её жизнь Вольдемар.
Всё как всегда — именно так можно описать картину, которую я увидел после расставания с Анри. Он посадил меня обратно минут на 5 раньше, и я увидел нас с ним на скамейке в глубине сквера. Наверное, он делал это специально — я всегда не мог понять до конца мотивацию этого старого алкоголика. Я пожал плечами в пустоту и пошел домой.
— Ты всё купил? — спросила меня супруга, попутно что-то готовя на кухне.
Ее не было видно, но пахло оттуда вкусно. Её удивительная способность создавать ощущение движения в квартире говорила о том, что она находилась в своей тарелке.
— Нясик, ты хлеба купил? — её голова высунулась из двери кухни.
Нясик — это такое моё домашнее прозвище, которое удивляло тёщу с самого начала — ей виделось в этом что-то несуразное. Впрочем, ей много чего виделось. Хорошо, Анри ей не являлся в том виде, как я его вижу.
— Нет, забыл.
— Значит, будешь без хлеба всё есть, — прозвучало, как приговор.
— Ты Белку помнишь? — я подумал, что тянуть не стоит, к тому же в момент приготовления ужина можно было ненавязчиво прощупать её реакции.
