«Недаром мне все здесь напоминает конюшню», — зло подумал Игорь.
Манусевич сыпал словами, забавлял анекдотами, но от Игоря не ускользнула его повышенная нервозность, и он ничуть не удивился, когда, распрощавшись с певицей, Иван Федорович принялся уговаривать Игоря поехать с ним в клуб поужинать и там, сидя за столиком, признался ему:
— Я люблю эту женщину. Я все готов отдать ей. Вы молоды, вы еще не знаете, что такое последняя любовь. Помните Тютчева:
О ты, последняя любовь,
Ты и блаженство и безнадежность…
[23]Игоря коробило от того, что этот маленький шустрый человечек цитирует его любимого поэта в заплеванных стенах кабака. Но он молчал, потягивая сквозь стиснутые зубы шампанское.
— У меня путаная, пестрая жизнь, — откровенничал Манусевич. Блестящие глаза его стали матовыми. — Я давно утратил веру в людей. Я и в себя мало верю. Но ей я верил. И она меня предает. Вы видели этого мальчишку Пельца. Он торчит у нее ежедневно. Он молод, черт побери! Вы тоже молоды, — скажите мне, неужели молодость может заменить ум, богатство, успех?
Игорь молчал.
— Я ревную. Это смешно, но я ревную, — исповедовался Манусевич. — Какое это омерзительное чувство. Я это говорю только вам. Вы случайный дорожный спутник… Нам слезать на разных станциях и больше не встретиться. Я желаю вам всяческого счастья, и Боже сохрани вас от ревности. Но скажите, что же делать мне с этим Пельцем?
Игорь решил испытать Манусевича.
— Вызовите его на дуэль.
— Вы думаете?
Иван Федорович даже несколько смутился. Но хитренькая привычная улыбочка тотчас же дернула его губы.
— Увы! Это не для меня! — воскликнул он. — Я не привык вверять свою судьбу случаю. Я решил другое.
Быстрым движением Манусевич отодвинул стакан и, положив локти на стол, нагнулся к Игорю.
— Я пойду к вашему брату и попрошу арестовать Пельца.
— Но за что же?
— Мало ли за что можно арестовать теперь человека с немецкой фамилией, — небрежно сказал Иван Федорович.
— И брат, не разобрав дела, арестует его?
— Ну конечно, — испытующе-весело подхватил Иван Федорович, — в порядке взаимного одолжения.
— Какая гадость!
Это восклицание вырвалось у Игоря случайно.
«Этот офицерик не так прост, ему что-то надо, — решил Иван Федорович. — Своего брата он презирает. Зачем же, в таком случае, надел маску? Что заставляет его поддерживать связь с Константином Никаноровичем и его средой? Честолюбие? Карьеризм? Нет, не похоже».
Едва эти догадки мелькнули в живом воображении Манусевича, как он уже уверенно потянул нить за удачно пойманный конец.
