Я слышу через стену, как Джин лезет вон из кожи. Меня это бесит. Джин стелется перед этим парнем, а Трой должен выпрашивать любую работу. И я ничего не могу с этим сделать. Трой злится, — ты палец о палец ради меня не ударишь, — но не понимает, что я просто не могу. Я говорила о нем Джину, показывала его фотографии. А потом, когда наши отношения с Джином перестали быть только деловыми, я сказала ему, что с Троем у меня все кончено. Так надо.
Трой что, не понимает, ради чего я сплю с этим старым козлом? Только ради него, все для него. Как только я стану партнером, мы будем свободны, как ветер.
Сегодня у Троя съемки недалеко от Ла Бреа. На полном ходу ему надо врезаться в грузовик. Я не могла на это смотреть. Всю съемку просидела, закрыв лицо руками.
— Мне чуть плохо не стало.
Трой пожимает плечами:
— Учитывая все обстоятельства, мне нужно и за это спасибо сказать.
Мы не говорим об этих «обстоятельствах». Дело в том, что Трой не умеет падать. Он никогда этому не учился. Просто анекдот — каскадер, который не умеет падать. Но мне не до смеха. Из-за этого Трой берется за любую работу, за что попало.
После съемок мы отправляемся на ланч в «Мари Кэллендер». Я люблю это место, здесь чувствуешь себя в такой безопасности — столики расположены в просторных отсеках, на потолке старомодные вентиляторы. Но Трою не терпится выбраться отсюда.
— Пойдем, я хочу на смоляные ямы.
Не выношу эти ямы, не выношу всю эту увязшую в смоле дохлятину. Трой тащит меня на вышку, оттуда лучше видно, и подхватывает меня на руки:
— Берегись, сейчас как сброшу тебя туда!
Я отбиваюсь изо всех сил, не понимаю таких шуток.
На обратном пути мы проходим мимо кошки-гадалки. Даем хозяину доллар, изящная сиамская киска нажимает на кнопку автомата, откуда вываливается свернутое в трубочку предсказание. Трой выложил тринадцать долларов, пока не дождался того, что хотел.
Ура, матери наконец-то сняли гипс. Поток жалоб при этом не иссякает.
— Врач плохо вправил кость, сейчас болит сильнее, чем раньше.
Меня это уже не колышет, я собираюсь домой. Уложить вещи — минутное дело, и я уже бегу к машине. Она не отстает от меня ни на шаг, эта параша никогда не кончится.
— Я думала, ты останешься еще хоть на неделю. Порядочная дочь не бросила бы мать. Доктор говорит, что в моем возрасте нельзя жить одной.
Я снова дома, что может быть лучше? Стою в прихожей, озираюсь по сторонам. Легче не становится — кругом такое дерьмо. Старушечья конура. От матери я удрала, а как удрать отсюда?
