– Ладно, – говорит Коля. – Пойду.
Поднялся с лавочки. Стоит.
– Долго там будешь? – спрашивает Луша.
– Не знаю, – говорит Коля.
– К обеду явишься?
– Если управлюсь.
– Ступай, ступай… Она не станет предлагать?
– Чё предлагать?
– Да чё. Всё то же.
– Это когда она мне предлагала?
– Дак чё-то делать будешь – на почин…
– Наскажешь тоже.
– Сделашь ли чё-то – в завершенье.
– Но. Мать, и это…
– Я на всякой случай.
– Будто не знашь её…
– Да знаю, знаю. Знаю и тебя.
– Пошёл.
– Иди. Обед буду готовить. Суп-то с капустой… или с чем?
– Мне всё равно.
– Вот хорошо-то. А то ломай тут голову, с лапшой варить или с капустой. С капустой прошше. Ну, ступай. Но, Коля, помни!
– Ладно, это…
Луша, проворно подхватив авоськи с лавочки, зашла в ограду, отворив и затворив ногой ворота с глухарями – не на заложке были, приоткрыты. Верному что-то говорит. Верный молчит. После – коту – в ответ тот что-то хрипло мявкнул. Кот бы не жил уже, будь цепь длиннее или кобель бы не сидел на ней, а был бы вольным. И когда его, Верного, отпускают погулять – другим у Луши это словом называется, здесь неуместным, – Ероху ниже крыши не увидишь, и по ограде он не шляется.
Коля – тот к матери подался.
– Придумат тоже: будто мать… И отродясь такого не бывало. Это отцу когда… с устатку. А чтобы мне – такого не было.
Весна.
Апрель.
Мать предложила выпить мне – из ряда вон, такого не бывало…
Одни ручьи, тихо журча, играя солнечными бликами, ещё текут, другие истощились. Лужи, что появились от растаявшего дружно снега, они же лывы поялански, пока наполнены, не испарились. Лёгкий и тёплый ветерок едва волнует их поверхность голубую и белый крест Андреевский на них кривит – как раздувает.
Она и на дух-то не переносит… Придумат тоже, эта Луша.
Причалена к берегу одной из них, самой большой на обозримом пространстве, деревянная дверь со скобой, с крючком и с петлями, шестом приткнута, – плот для мальчишек; приволокли откуда-то, не поленились; в школе сейчас, так и не плавают.
– Бывало дело.
С ног до головы промокнем.
Ничуть не затонув, курсирует по ней, по этой лыве, одиноко, пока не приняли мальчишки вахту, тёмно-коричневый пластиковый пятилитровый баллон из-под пива, всем сигналя красной крышкой. Слабый ветер – малый ход, стоит баллон почти на месте. С берега лужи смотрит на него ворона – с какой-то целью – так просто тут бы не вертелась. Что-то ей от этого баллона нужно.
Хотя бы клюнуть… Гул в пустоте его послушать.
Ялань – не Москва и не Киев, даже не Елисейск, скоро Коля, хоть и ходит медленно,
