Весна в Ялани | страница 33
Не здоровается. Ни с кем и никогда. Вот и с Колей. Игрушечный мобильный телефон, прощебетавший что-то по-китайски женским голоском, в карман шинели только что убрал.
– С кем разговаривал? – спрашивает у Данилы Коля, опуская рюкзак на пол около дивана.
– С матерью, – отвечает Данила.
Мать у него, латышка, когда-то учительница немецкого языка в яланской школе, давно умерла, похоронена на кладбище яланском.
– Проходи, садись, – говорит Коля, указывая рукой на табуретку. – Ближе к печке придвигай её, погрейся.
– Не замёрз, – говорит Данила. И говорит:
Молчит Данила, хлопает ресницами.
– Здорово, – говорит Коля. – Сам сочинил? – спрашивает.
– Сам, – говорит Данила. – Вычитал.
– Где?
– В пространстве.
– Давно?
– Да только что.
– Но не зима уже… весна.
– Снег и мороз – зима, – говорит Данила. – Весной снег в воду превращается.
– Да, – говорит Коля. – А как отец? – спрашивает.
Отец у Данилы, бывший учитель истории, Артур Альбертович, болен, на глазах угасает, не поднимается уже с постели. Плохой, говорят про него в Ялани. Ходит к ним, к Коланжам, ухаживает за отцом и сыном, Голублева Катерина, их соседка. Она, наверное, и сапоги Даниле салом смазывает. Пряжку солдатского ремня ему никто не начищает только – та потускнела.
– Отец как отец. Умрёт скоро, – говорит Данила. – Жизнь пока его немного терпит. Мать заждалась его уже – звонила. Ну, я пойду.
– А чё ты приходил?
– Сказать тебе.
– А чё сказать-то?
– Зовут тебя.
– Куда? – спрашивает Коля.
– Туда, – говорит Данила. – Где пять скворечников около дома.
– В Луговом краю? – спрашивает Коля.
– Где я был, – отвечает Данила.