Сир!
Отец выныривает из-под густых потоков краски и насмешливо говорит: «Ступай дальше, ступай же!» И я прикрываю рукой рот, из которого выпали все зубы, они лежат передо мной непреодолимой преградой, два полукруга мраморных глыб.
Я ничего не могу сказать, ведь мне во что бы то ни стало надо уйти от отца и перебраться через эту мраморную стену, но на другом языке я говорю: Ne! Ne! И повторяю на разных языках: No! No! Non! Non! Njet! Njet! No! Nem! Nem! Нет! Потому что и на нашем языке я могу сказать только «нет», больше я не нахожу ни слова ни в одном языке. Какое-то катящееся устройство, возможно, колесо обозрения, наезжает на меня, выбрасывая из своих гондол экскременты, а я кричу: Ne! Nem! Но чтобы я перестала выкрикивать это свое «нет», отец втыкает мне в глаза пальцы, свои короткие, крепкие, жесткие пальцы, — я ослепла, но должна идти дальше. Это невыносимо. И вот я улыбаюсь, так как отец норовит схватить и вырвать мой язык, чтобы и здесь тоже никто не услышал моего «нет», хотя никто меня и не слышит, однако прежде чем он успевает вырвать у меня язык, происходит нечто ужасное — в рот мне влетает огромная синяя клякса, чтобы я больше не могла произнести ни звука. Моя синева, моя дивная синева, в которой разгуливают павлины, и синева моих далей, мой синий Случай на горизонте![60] Синева все глубже проникает мне внутрь, в мое горло, и отец теперь старается во всю, он вырывает у меня сердце и внутренности, но я еще могу ходить, и прежде чем ступить в вечную мерзлоту, я ступаю на первый некрепкий лед, и во мне раздаются слова: «Неужели больше нет ни единого человека, неужели здесь больше нет ни единого человека, во всем этом мире, даже среди братьев, нет человека, неужели нет ни единого стоящего человека, даже среди братьев!» То, что от меня осталось, застывает комком во льду, а я смотрю наверх, где они, другие, живут в теплом мире, и Великий Зигфрид зовет меня, сначала тихо, а потом все же громко, и я с нетерпением слушаю его голос: «Что ты ищешь, какую книгу ты ищешь?» А у меня голоса нет. Чего хочет Великий Зигфрид? Он все отчетливее спрашивает сверху: «Какая это будет книга, какой будет твоя книга?»
Вдруг я, взобравшись на полюс, откуда нет возврата, нахожу в себе силы крикнуть: «Книга про ад! Книга про ад!»
Лед проламывается, я проваливаюсь под полюс в недра Земли. Я в аду. Вокруг вьются тонкие желтые язычки пламени, огненные локоны свисают у меня до пят, я плююсь огнем, глотаю огонь.
